Одна бабушка повадилась вязать. Полюбила очень! Верней, страшно. Потому что пошла в притязаниях дальше шапочек, шарфов и варежек. Даже дальше вязаной скатерти, что уже тревожно. Потому что, — дальше неизвестность… Потому что, как на «этом» в крупную мохеровую дырку и узелок кушать? Я не моль. После меня крошки, пятна.
А не постелить никак. Нельзя, черт! Она же всплеснет лапками: «Где же моя скатерка?! Отчего в комоде?! Ах, не берегите, не берегите! Пустое, — бабушка еще свяжет!».
Не шутит, и из-под очков уже прикидывает глухой чехол на кожаный диван и легкую накидку на плазму… С бахромой конечно, что ты! Фирменный стиль, брутальные похороны дизайна, переезжай или ложись в гроб лицом вниз. Не со зла, конечно, но от чистого сердца.
И цвет всегда белый! Потому что ко всему подходит. Покажите, кто её надоумил, я распущу его за кончик, как старую жилетку!
А главное! — тютелька в тютельку! (не каламбур). Принесет, встряхнет, накинет, обмотает, задрапирует, зачехлит — как тут и было! Не морщит, не сборит, не тянет. Влитое бля! Трехмерный лазерный измеритель, а не старушка!
Ей вражеские самолеты навскидку сбивать, а она шерсть сучит… Клянусь, она б связала кацавейку и осьминогу, и зверёк не чуял бы себя скованно и не раздевался для присосаться и размножиться. Такой глазомер!
И производительность поражает! Бешеная! У вьетнамцев в подпольном ателье округлятся глаза. Какие-то две велосипедные спицы, десять кривых пальцев, подслеповатость и язык в уголке вставного рта, а пауки дохнут по углам от профнепригодности…
Одно из двух: либо не спит, либо подключает и ноги. А ведь надо ещё печь пироги, варить варенье, отстоять в церкви, поговорить с телевизором и отдать должное хворям…
Связала круглые салфетки на подголовники. Если бы дивана!.. Ниткой наживила. «Чтоб не сползало». Чертыхаются, но ездят с нимбами. Нарушать меньше не стали, но останавливать стали чаще. Кто бы мог подумать, — при такой безбожной коррумпированности, столько в ГАИ верующих…
Всерьез опасались за дальнейший тюнинг, но она отвязалась. В смысле отмучилась. Сложила спицы, короче. Хоронили, накрыв гроб красивым… Белый, если он вязаный, ко всему подходит, завещала она… Последняя воля, куда денешься… На кладбище чужие люди очень плакали — думали, невесту хоронят — столько кружева… Загодя приготовилась…
Черт, а не хватает же её!.. А на скатерть мы прозрачную накидку сообразили. Не берегите, говорила. Бережем. Никто уже подобного не свяжет. А сами не умеем…