Я поссорилась с мужем.

Ненавижу ссоры, но без них никак.

Самое сложное в ссоре — не забывать, что он — родной человек, а не сволочь.

Я была очень обижена.
Муж может одной фразой снести мою хрупкую гармонию к чертям собачьим и не заметить. Прямо садануть по больной мозоли бейсбольной битой, но всё это с выражением лица благодетеля.

Мужики, они все такие, дипломатически косолапые. Они не умеют ссориться ради истины, они ссорятся, чтобы убить словом. У них не ссора, а маленькая война.

У меня из десяти близких подруг семь — в разводе. Так как мы дружили семьями, меня постоянно подтягивали на роль «медиатора».

Это некий примиритель, который с языка «эта шалава должна научиться звонить, когда выезжает с работы» может перевести на «я тебя люблю и волнуюсь за тебя, поэтому, когда я не знаю, где ты, я думаю худшее — что тебя похитили в сексуальное рабство».

И вот как рефери могу сказать, мужики — вот честно — гораздо грубее в ссорах. Язвительнее и безжалостнее.

— Скажи это с… ке, — начинает чей-то муж, и я понимаю, что переговоров не будет, и этот муж в скором времени конвертируется в прошлое.

Жены, конечно, тоже хороши. Истерят, психуют, конструктива — ноль.

Ну не суть. Чужие семьи — это чужие семьи. Я часто не понимаю, что держит людей вместе. Но я и не должна это понимать.

Достаточно понимать, почему вместе — мы с мужем.

Я понимаю. Всегда. Хотя в ссорах это понимание иногда рассеивается как предрассветный туман.

Ссора — это тоже навык. Важно ссориться грамотно, чтобы было констуктивно и полезно. Эмоции выплеснули, но что-то важное услышали, приняли к сведению.

А не просто покидали в бездонный мусоропровод претензии, сыграли ноктюрн на нервах друг друга, опрыснули слезами росточки злости и разошлись по углам, страстно желая развода.

Развод — это же двойное комбо.
И себе — свобода, и партнеру — наказание: отберу у него самое ценное — себя.

Я учусь ссориться грамотно. При ссоре мои аргументы — как воланчики, я стараюсь, чтобы они были легкие, и не задевали его как личность.

Психологи учат: когда ты злишься, говори о себе, а не о нем. То есть не: «Ах ты, дрянь, не можешь сунуть свои чертовы носки в грязное белье». А: «Понимаешь, мне неприятно натыкаться на грязные черные комочки под кроватью».

А его аргументы — шары для боулинга. Ими убить можно. Он мечет их в меня, и я быстро устаю уворачиваться, сдаюсь, чувствую себя несчастной и начинаю съезжать с конфликта.

В момент ссоры главная задача — наговорить как можно меньше лишнего. Чтобы потом, когда мы в спокойном тоне будем отрабатывать проблему, не пришлось продираться сквозь обиды.

В тот день я психанула. Сказала мужу, что больше не хочу разговаривать, а он все говорил, говорил, говорил…

Я почувствовала себя сбитой кеглей.

Схватила куртку и вышла на улицу.

Я шла по тротуару, не веря, что существуют люди несчастнее меня.

Вокруг жили люди, не подозревающие о том, что я — кегля. Они были счастливы, мне назло. Смеялись, обнимались, пили кофе. Они будто выпячивали свою беззаботность, кокетничали легкостью отношений.

Я дошагала до соседнего района, и когда шла мимо остановки, вдруг, поддавшись мимолетному порыву, села в распахнувший двери зеленый автобус. Я не заметила номера и куда идет, просто села. Мне хотелось уехать прочь. Далеко.

Свободных мест было не много, но я нашла одно, у окошка.

Напротив меня сидела девушка с землистым лицом. Ее щеки были расчесаны до расцарапин. Будто она чешет-чешет, снимая аллергический зуд, и не замечает, что слишком сильно чешет, до крови.

Девушка смотрела в окно. Смотрела, но не видела. Взгляд был пустой, выключенный. Лицо застывшее, будто она играла в «море волнуется раз…»
Морская фигура на месте замри.

Мне кажется, горе выглядит именно так. Вот с такими лицами стоят у могил. Вот с такими лицами узнают самые страшные диагнозы. Вот с такими лицами слушают механические голоса в трубке при ночных звонках.

Вдруг по ее щеке поползла слеза. Это была очень гордая и самостоятельная слеза, она кралась по своим делам, незамеченная хозяйкой.

Но вдруг она доползла до царапины на щеке. Соль попала в ранку. Девушка вздрогнула, взгляд стал живым. Она вытерла слезу и хмуро оглянулась вокруг, будто удивляясь и недоумевая: как она тут оказалась.

Я вдруг поняла, что она тоже просто едет прочь, и что нас, несчастных, тут двое. Точнее одна. Она.

У меня еще все в порядке. Ну, подумаешь — поругались. Все ругаются.

Но что же теперь, не любить?

Я совсем не злопамятна.
Злая память — наказание самому себе.

В памяти должно быть чисто и опрятно, как в икеевском шкафчике. Все по полочкам, все разобрано. Никто не будет хранить в своем шкафу старый матрас с клопами или расползающуюся от старости чужую кофту.

Вещевое накопительство — это болезнь, настоянная на социальной тревожности. Как же можно выкинуть баночку, которая может пригодиться?

Накопительство плохих воспоминаний — это тоже болезнь. Как же можно выкинуть воспоминание, которое потом может стать шаром для боулинга?

Также порывисто как входила, я вышла из автобуса. Я поняла, что приехала.

Мне не надо прочь. Мне надо домой.

Я успокоилась и смогу поговорить как медиатор, а не полыхающая гневом, вторая строна конфликта.

Я, как советуют психологи, буду говорить о себе.

Расскажу мужу, что я чувствую, когда он говорит обидности, даже не подозревая, что это обидности.

Я вызвала такси и через 20 минут была дома.

— Господи, ты где была? Я испугался… — спросил муж.

Я увидела, что он и правда испугался. Раньше я никогда так не сбегала…

Но я сбежала и не жалею.

Я бежала сквозь чужое счастье и наткнулась на ржавое чужое горе.
И это горе меня отрезвило.

У меня нет горя. У меня ссора, а ссора — это быт. Разногласие. Диалог на повышенных тонах.

Но у каждой гневной фразы есть перевод. Транскрипция. И часто за ней стоят слабости живых людей, не умеющих любить.

А любовь — это тоже наука.
Ее надо постигать, учить правила.

Только учебник у каждого индивидуальный, и программа у каждого своя.

— Сварить тебе кофе? — спросил муж.

Он сам устал от своего боулинга, наигрался, и теперь — душка.

Кофе — это самый короткий путь к примирению. В учебнике про меня это написано в первой главе. И он это знает. Он же соавтор.

— Свари, — вздыхаю я и мысленно выкидываю воланчики, которые заготовила, пока шла домой.

Гроза прошла, и выглянуло солнце…
Грозы в мае такие кратковременные…