Позавчера утром меня разбудил истошный крик в подъезде. Я вскочил с постели и распахнул дверь. Смотрю — наш сосед Бен-Зоар, чертыхаясь, мечется по лестничной клетке и пыхтит, как кипящий самовар. А напротив него — невзрачный коротышка топочет ногами и таращит глаза, точь-в-точь, как член Кнессета. И осыпают они друг друга такими проклятьями — хоть уши затыкай.
Коротышка — на чистом иврите, Бен-Зоар — на таком же чистом матерном. Не зря говорят, что в Израиле читают на английском, говорят на идиш, молятся на иврите, а ругаются на русском.
Бен-Зоар ухватился за меня, как утопающий за соломинку.
— Ты только посмотри на этого наглеца. Я хотел купить у него десяток яиц, и одно упало, — показал он на растекшийся по ступенькам белок. — Само упало. А этот засранец требует, чтобы я за него уплатил. Шиш он получит на постном масле. Объясни ему на хорошем иврите — если будет настаивать, я из него котлету в чесночном соусе сделаю.
— Ладно, — сказал я и обратился к коротышке:
— Этот господин говорит, что он сожалеет о случившемся и, только щадя ваше самолюбие, не предлагает компенсации за нанесенный ущерб.
— Ишь какой деликатный, пусть лучше заплатит, — не унимается коротышка. — Скажите ему, что я уже отсидел один срок за убийство в припадке бешенства и готов схлопотать еще четвертак, если этот ублюдок не рассчитается за яйцо. Не уплатит — поплатится жизнью!
— Минуточку, — успокоил я коротышку и сказал Бен-Зоару:
— Он говорит, что охотно примет твои извинения и, само собой разумеется, не настаивает на уплате, если это бьет тебя по карману.
— Вот это другой разговор, — явно подобрел мой сосед. — Я думал, он требует денег. Хотя и слепому видно, что с меня не причитается ни копейки.
— Добрый господин утверждает, — перевел я коротышке, — вы произвели на него прекрасное впечатление, и он от всей души желает, чтобы этот убыток был последним в вашей жизни.
— Чего уж тут мелочиться, — улыбнулся коротышка, — весь спор выеденного яйца не стоит. Дело в принципе. Мне показалось, он артачится, иначе не стал бы ссориться из-за такого пустяка.
И они протянули друг другу руки.
И обнялись.
И поцеловались.
И заплакали слезами светлой радости, словно братья, которые встретились после долгой разлуки.
Я смотрел на них и думал: вот, взяли бы меня переводчиком на переговоры глав великих держав — сто поколений жили бы в мире на нашей земле.