«Когда Сталину доложили о подвиге Николаевского десанта, он распорядился присвоить звание Героев Советского Союза всем его участникам — уникальный случай в отечественной военной истории. И на их фоне любые придуманные для нового государственного мифа „герои“ кажутся чем-то стыдным для людей, чья память крепка.
С 90-х годов прошлого века у нас стали модными боевики о бравых американских парнях с железными мускулами и жевательной резинкой. Современные мальчишки восторгаются их „подвигами“, привыкая к навязываемой мысли о „решающем вкладе Запада в победу над нацизмом“. Им совсем невдомек, что среди их прадедушек были люди, которые в жизни делали то, с чем не сравнится никакое кино про супергероев.
Иначе не скажешь, например, про десантников старшего лейтенанта Константина Ольшанского, чья история навсегда связана с освобождением Николаева.
Штурм города корабелов был назначен на 26 марта 1944 года. Но просто назначить мало: немцы превратили его в настоящий укрепленный район. Единственный ведущий к Николаеву трехкилометровый по ширине сухопутный перешеек был перекрыт мощными минными полями и рядами колючей проволоки. Советскому командованию было также известно, что противник заминировал порт и припортовые сооружения.
Чтобы облегчить жизнь пехоте, командующий 28-й армией генерал-лейтенант Алексей Гречкин решил высадить в тылу у немцев морской десант. Ему предстояло выполнить две задачи: во-первых, провести разминирование, во-вторых, отвлечь на себя значительную часть вражеского гарнизона и деморализовать его.
55 добровольцев набрали из 384-го отдельного батальона морской пехоты. Это были настоящие головорезы, лютые воины, прошедшие оборону Одессы, Севастополя, Малой земли. У каждого за спиной было по нескольку десантов. Они отлично владели ножом, штыком, всеми видами огнестрельного оружия, включая трофейное.
Командовать отрядом вызвался командир роты автоматчиков морской пехоты, уроженец Харьковщины, старший лейтенант Константин Ольшанский. Этот 29-летний командир оборонял Севастополь. За участие в Таганрогском десанте его наградили орденом Красной Звезды, а за командование отрядом в Мариупольской десантной операции — орденом Александра Невского.
Группе были приданы два армейских радиста с рацией и десять саперов. Провести десантников вызвались семь местных рыбаков-подпольщиков, один из которых, Андрей Андреев, в 1941 году участвовал в обороне Одессы, попал в плен и весной 1942 года бежал с группой товарищей. Андреев вернулся в родной поселок Богоявленское (пригород Николаева), развернул деятельность по саботажу немецких мероприятий, был раскрыт и год скрывался в плавнях.
В те дни температура держалась около нуля, постоянно шел дождь со снегом, стояла густая облачность и дул штормовой ветер. Плохая погода для прогулок, но отличная для скрытой высадки. Местные жители пригнали в Богоявленское восемь рассохшихся рыбачьих баркаса, которые за полдня как-то законопатили и спустили на воду. Вечером 25 марта на дно баркасов опустили ящики с патронами, на носу установили пулеметы, на корме — противотанковые ружья.
Каждый краснофлотец был вооружен автоматом или винтовкой. Кроме того, у каждого были ножи или трофейные кинжалы. У офицеров и некоторых моряков — пистолеты. На каждого приходилось минимум по 2 тысячи патронов и по десять гранат. На весла сели семь рыбаков и 12 бойцов из понтонно-мостового батальона.
Штормило, дул сильный западный ветер, от чего волна заливала через левый борт. К тому же баркасы текли, приходилось постоянно вычерпывать воду. Пятнадцать километров до Николаевского порта десант преодолевал более пяти часов. Радисты группы, которой присвоили позывной „Меч“ передавали:
21:50 — невозможно идти — заливает лодки.
21:55 — невозможно идти — тонем.
В одном из баркасов вывалилось дно, и тогда Ольшанский приказал причалить к берегу. Всех понтонеров и шесть проводников оставили на суше. За весла взялись сами моряки, из гражданских с ними остался только Андреев. Когда уже подходили к Николаеву, с правого берега по шлюпкам ударила пулеметная очередь вслепую. Ранение получил пулеметчик, матрос Павел Осипов, сцепивший зубы, чтобы не вскрикнуть и не выдать отряд.
Наступило 26 марта. „Меч“ радировал:
01:55 — прошел ворота порта.
04:35 — действую на земле. Определяйте меня по расчету.
Отряду удалось незаметно высадиться возле припортового элеватора. Группа разведчиков и саперов старшины 1-й статьи Юрия Лисицина без единого звука сняла трех часовых. Саперы приступили к разминированию. Один из них, старшина Василий Бачурин, подорвался на мине — отряд понес первую потерю.
Сначала Ольшанский хотел разместить основные силы отряда на элеваторе, но тот был под завязку заполнен зерном, оно могло загореться. Основной „цитаделью“ отряда стало кирпичное строение конторы порта. Деревянное здание элеватора заняла группа Лисицына. В капитальном железобетонном свинарнике закрепилось отделение старшины 2-й статьи Кирилла Бочковича. В маленьком каменном сарайчике расположился 19-летний снайпер Георгий Дермановский. На ж/д насыпи в 30 метрах от конторы окопались пулеметный расчет Михаила Авраменко и расчет ПТР Леонида Недогибченко. Моряки пробивали в стенах амбразуры, готовили к бою оружие.
В 7:30 состоялся первый огневой контакт. К элеватору приблизилась подвода, которую сопровождали два немецких солдата. Краснофлотцы отделения Бочковича открыли по ним огонь, смертельно ранив одного немца. Через полчаса на дороге к элеватору показалась группа из пятнадцати немецких солдат. Один из них, видимо, убежавший, показывал рукой на свинарник. Их подпустили на расстояние в 30−40 метров и перебили. Теперь не ушел ни один.
Примерно через час перебежками к свинарнику приблизилось уже около роты противника. Они окружили его, видимо, полагая, что здесь обороняется небольшая группа, и тогда им в спину с насыпи ударил пулемет. Открыла огонь и группа Бочковича. Часть немцев попыталась укрыться за деревянным строением, где оборонялась группа Лисицина. Там они и остались. Основные силы, скрытые в конторе порта пока себя не раскрывали.
В новое наступление перешло уже не менее батальона под прикрытием четырех 75-мм пушек. Пулеметчики десантников сконцентрировали огонь на орудийной прислуге, расчеты ПТР выводили из строя сами орудия. Немцы с трех сторон приблизились к свинарнику, конторе элеватора, сарайчику Дермановского, и тогда в бой вступила уже основная группа. Эффект был ошеломительным: бросая десятки убитых и раненых немцы отступили. У моряков только добавился еще один легкораненый.
Но самое трудное было еще впереди.
О советском десанте доложили командующему 6-й армии вермахта генерал-полковнику Карлу-Адольфу Холидту. Он отправил коменданту Николаева генерал-лейтенанту Эрнсту Борману гневную шифрограмму: „Располагаю данными, что крупные силы русских высадились в морском порту. Я не могу обеспечить устойчивые боевые действия на фронте, если у меня в спине торчит нож“.
К полудню против моряков уже была сформирована группа численностью до двух тысяч солдат и офицеров. Были подтянуты артиллерия и минометы. В ожидании решающего боя парторг отряда капитан Алексей Головлев составил клятву десантников, которую они приняли.
В 11:10 „Меч“ радировал в штаб батальона: „Мы, бойцы и офицеры, моряки отряда товарища Ольшанского, клянемся перед Родиной, что задачу, стоящую перед нами, будем выполнять до последней капли крови, не жалея жизни. Подписал личный состав“.
Когда начался массированный обстрел конторы порта, моряки спустились в подвал, чтобы тут же вернуться к амбразурам, встречая пехоту огнем. Когда те приблизились вплотную, „Меч“ вызвал огонь на себя:
11:32 —… беглым огнем по кв. 84443.
Наступление захлебнулось, немецкие солдаты отхлынули назад. Снова заговорили пушки. Одним из первых погиб проводник Андреев. Вскоре огонь прекратился — в наступление пошли три средних немецких танка. Один из них расчетам ПТР удалось поджечь, но этого было мало, „Меч“ снова попросил артиллерийской поддержки.
13:20 — противник атакует при поддержке сильного огня, отбиваем атаки. Положение тяжелое. Прошу по кв. 84443 дайте быстро.
Получив еще один удар, немцы отступили, чтобы вызвать поддержку с воздуха, и после бомбардировки начался новый обстрел. Крыша и потолок здания обвалились. Завалило штаб Ольшанского, моряки бросились разгребать завал. Командир выжил, но рация погибла. Последнее сообщение моряки успели передать в 15:45.
К вечеру немцам удалось поджечь здание конторы элеватора, из всех, кто там оборонялся, в контору порта смог пробраться только Лисицын. У снайпера Дермановского закончились патроны. Прежде чем его застрелили, он успел зубами вцепиться в горло немецкого офицера, который легкомысленно вошел в каменный сарайчик, но уже не вышел оттуда. Погиб сражавшийся на ж/д насыпи расчет ПТР Леонида Недогибченко. Пулеметчик Авраменко вел с насыпи огонь, пока не разбило пулемет. Его второй номер был убит, но сам он, хоть и раненый, смог пробраться в контору порта и принести оставшиеся патроны.
Началась новая атака при поддержке двух танков. Против них вышел старший матрос Валентин Ходырев. Во время бомбежки ему оторвало по локоть левую руку, а себя целиком он продал дорого. На брючный ремень моряку товарищи прицепили несколько противотанковых гранат, еще одну он взял в единственную руку и попрощался. Еще один танк был подбит. Прорвавшуюся в здание конторы немецкую пехоту тоже перебили.
Вечером Ольшанский вызвал к себе Юрия Лисицына. Он был одним из немногих, кто еще не получил ранение, и самым удачливым в роте, не зря за ним закрепилось прозвище Лиса. Командир передал ему пакет с описанием положения отряда и координатами немецкой техники. Нужно было пройти через немецкие порядки и доставить его в батальон.
Лисицин сделал невозможное. Сняв шинель с убитого немецкого офицера и перебинтовав голову, он в таком наряде смог пробраться к самой линии немецкой обороны. Ему не повезло уже в самом конце, когда он подорвался, пробираясь через минные поля. Но Лисицин жгутом перетянул искалеченную ногу и смог доползти до своих.
На следующий день штурмовики и артиллерия поддержали моряков, но спасти большую их часть от гибели не смогли. Немцы пустили в ход огнеметы и дымовые шашки с отравляющими газами, от действий которых моряки теряли сознание. К вечеру бой в районе конторы порта затих.
В ночь с 27 на 28 марта командир оборонявшегося в свинарнике отделения, старшина 2-й статьи Кирилл Бочкович пробрался в контору порта, но на его зов никто не откликнулся. Он не знал, что в живых еще оставались четыре потерявших сознание моряка: Кузьма Шпак, Николай Щербаков, Иван Удод и Михаил Коновалов.
Утром 28 марта немцы перешли в последнюю, 18-ую, атаку на матросов Бочковича, но ее помогли отбить наши штурмовики, а затем немцам уже было не до десанта.
В порт пробились разведчики 99-го гвардейского отдельного мотоциклетного батальона 2-го мотомехкорпуса. Они захватили Варваровскую переправу и отрезали отступавшим немцам путь на правый берег Южного Буга. Саперы разминировали мост, и на западный берег хлынули части наступавших 28-й и 5-й ударной армий.
Николаев был освобожден.
Вскоре наши части вышли и к припортовому элеватору. Как рассказывал после войны старшина 1-й статьи Дитяткин, „на всю жизнь запомнил я контору элеватора, где под полуобвалившейся лестничной клеткой мы нашли Кузьму Шпака, а на втором этаже сожженные трупы… Я искал тогда труп моего друга — малоземельца Владимира Очаленко, а нашел горстку пепла и рядом с ней — расплавленный огнем нож, который подарил ему после Мариупольской операции“.
Всего советское командование насчитало около 700 уничтоженных десантом вражеских солдат и офицеров. Из 68 десантников в живых осталось 12, однако трое из них вскоре скончались.»