Маленькой Смерти когда-то жилось непросто:
— Что с руками, что с рожей, о боже, одни коросты.
Мамы детям твердили:
— Не вздумай играть со Смертью.
Смерть сидела одна. Проходили десятилетья.
Смерть носила закрытые, чёрного цвета платья.
Смерть читала про дружбу, безумно хотела братьев.
Смерть боялся весь двор, Смерти тыкали пальцем в спину.
Смерть сидела одна. Смерть училась быть самой сильной.
Смерть однажды уснула на очередной странице,
где писали про всё, что самой Смерти только снится.
И сквозь сон различила отчётливый едкий голос:
«Почему ты сдалась, если даже не поборолась?»
И счастливая Смерть после месяцев заточенья
гордо вышла в апрель и направилась к тем качелям,
где её много лет разрезали чужие взгляды:
— Смерти нет, её нет.
— Я всё время стояла рядом.
Смерть заметила возле подошвы своей подснежник.
Тот же голос сказал — «прикоснись, осторожно, нежно».
Смерть взяла лепесток, и подснежник покрылся чёрным.
«Ничего, ерунда» — голос сдавливал Смерти горло.
К Смерти в ту же секунду прибилась смешная кошка.
Голос пел: «всё в порядке, погладь, поиграй немножко».
Кошка тёрлась о ногу, мурлыкала. Смерть молчала.
Кошка стала чернеть.
«Не волнуйся. Ещё. Сначала».
Смерть ходила по улицам, улицы красил вечер.
Голос вёл её за руку, крепко держал за плечи.
Смерть увидела юношу. Голос спросил впрямую:
— Ты попробуешь вкус человеческих поцелуев?
Юноша замер. И Смерть его целовала.
И всё повторилось. И Смерти казалось мало.
Смерть полетела вихрем, осматривая прохожих:
— Почему они умирают, мы с каждым из них похожи?
Голос с тех пор безмолвен. Смерть голодна до жизни.
Она бродит, рыдая, воя, оставляя следы и брызги.
Смерть идёт по домам и рельсам, по больницам, торговым центрам,
оседает клеймом на фото, продаётся другим за центы.
Смерть, как в детстве, всё ждёт кого-то. Смерть мечтает — меня полюбят.
У меня будет дом и кошка, будет завтрак на белом блюде.
Смерть всё ходит, скуля о прошлом, тащит ящик плохих событий.
Почему я вам так не нравлюсь?
Почему от меня бежите?