С одной стороны, я не люблю резкость, принципиальность, безапелляционность и однозначность суждений. С другой стороны, я знаю, что мне всё это весьма свойственно. Ну ведь точно — моя правда правдивее. Не стоит возражать. С третьей стороны, я знаю, что для меня любые слова — это почти всегда игра. Не потому что говорю неискренне, а потому что хочу управлять своими эмоциями. Для этого я не пытаюсь избавиться от них, а напротив — преувеличенно усиливаю, укрупняю, гиперболизирую. Чтоб чересчур. Так я могу отделить себя от эмоции, посмотрев на неё со стороны. То, что действительно важно, редко обретает вербальную форму и произносится вслух. С четвёртой стороны, мне кажется, что у других за резкостью и однозначностью стоят настоящие резкость и однозначность. Судя по агрессии явной или скрытой под гуманными призывами, они в самом деле думают, что их правда правдивее. А это совсем не комильфо. Потому что, с пятой стороны, как бы там ни было, я против того, чтобы прессовать человека. Даже с благими намерениями. Только я в них не верю. Не верю, что можно помочь человеку, смяв его, как фантик. И так все смято-помятые. Я за то, чтобы фантик заботливо разглаживать. Пусть и острым ноготком. С шестой стороны, каждый справляется ровно настолько, насколько в состоянии в текущий момент. Если и может лучше и красивее, то ещё не знает об этом, не хочет, не умеет. С седьмой стороны, вопрос — как получить доступ к ресурсам. Чтоб всё прямо круто закрутилось. А восьмая сторона говорит, что нравится-не нравится, хочешь-не хочешь, а придётся в таком случае делать то, что прежде не делал. Получать экспириенс. С девятой стороны, мне вся эта канитель не нравится, потому что растягиваться больно. И потому я откладываю её до последнего, пока совсем не припечёт. А вот тут- то как раз и хочется большей управляемости и заблаговременности. С десятой, как бы там ни было, мне хватает на это разумения и дисциплины, потому что мои желания перекрывают мои страхи. Намного больше.