В каком-то томлении,
Запрокинув голову,
Небо не созерцаю,
А взахлёб выпиваю.
И хмельно, и молодо
Пью зарю в упоении.
Бледной тенью сиреневой
Из заумного Стровуда.
Мой Париж извлекает
Меня нежно, но знает
Что безумную голову
Я склоняю в смирении.
Лишь от пальцев скрещения,
Что подтаяло олово
Приземлённого Рая.
И Париж мой не знает
Сколь прозрачную стала боль,
нежность в ветке сирени.
Сквозь ванильные тени
Золочу камни города
Заряным поцелуем.
Боль за небом — другая.
От столетнего голода
Слабо, в изнеможении
Вырезая сомнение,
Боль меня поднимает
В ту, которую знаю -
В жизнь без тени холода…
Чтоб подняться с колен мне.