Ранним утром Ольге позвонили родственники. Она уже и забыла, что где-то в глухой деревне есть тётки, двоюродные сёстры и троюродные бабушки. Когда-то давно, в детстве, она ездила туда с матерью. В памяти сохранились только запах малины, вкус молока, ажурные салфетки на комоде и солнце, щекочущее нос. Она не была в тех краях тысячу лет и даже не задумывалась о родне. А они взяли и позвонили.
— Срочно приезжай, — чуть не кричали из телефона, — баба Настя совсем плохая. Ты просто обязана приехать послезавтра.
Пробурчав что-то невнятное, Ольга закончила разговор. И позвонила матери, узнать, какого лешего ей звонят эти странные люди.
— Баба Настя? — мать долго молчала, тяжело дыша в трубку, — тебе надо ехать.
— Мама, зачем? Я даже не помню, кто это такая.
— Кроме тебя некому. Мне уже поздно ехать.
— Ничего, что у меня работа? Я не могу вот так всё бросить…
— Она послезавтра сказала? Собирайся, я возьму тебе билет.
Мать стояла непробиваемой стеной, настаивая, уговаривая, чуть ли не угрожая. Ольга сдалась.
Вечером, взяв отпуск и побросав в чемодан первое попавшееся, она села в поезд. Чтобы на следующее утро выйти на маленькой станции, за которой сразу же начинался лес.
Платформа была пуста, никто не встречал Ольгу. Забыли? Мама не дозвонилась, чтобы сказать о приезде? За спиной проводница хлопнула дверью вагона, и поезд тронулся — стоянка две минуты.
Ругаясь про себя и проклиная всех родственников, Ольга пошла к маленькому зданию вокзала. Чемодан, попадая колесиками в трещины старого асфальта, вздрагивал испуганным зверем.
Внутри было пусто. На кассе висела бумажка «отошла», а в зале ожидания было слышно, как басом гудит муха, наматывающая круги под потолком. Ольга села на металлическую лавочку и расплакалась.
— Эй, ты что-ли приехала?
Перед ней появился белобрысый парень, похожий на одуванчик.
— Извини, задержался малёхо, надо было Петровича подбросить.
Не спрашивая, он взял чемодан и понёс к выходу. Там их ждал грязный по самую крышу джип. Парень кивнул Ольге на переднюю дверь, закинул багаж и уселся за руль.
— Долго ждала? Это хорошо, что ты приехала. Баба Настя каждый день о тебе спрашивает. Мы сейчас быстро, к обеду приедем…
Он говорил без остановки, не давая вставить даже слово. При этом успевал крутить руль, смотреть на дорогу и кидать на девушку смешливые взгляды. Ольга немного дулась на парня за опоздание, демонстративно молчала и смотрела в окно. А там проносились огромные вековые сосны, мелькали редкие березы, яркими всполохами горели цветы на обочине.
— Почти на месте. Добро пожаловать в Утренние Выселки.
Ольга ожидала увидеть деревеньку с покосившимися домишками. Но за поворотом открылся вид на вполне современный поселок: кирпичные коттеджи, чистые улочки, ажурные кованые заборчики, охраняющие вишнёвые сады.
— Известное дело, — словно угадав её мысли, хмыкнул водитель, — мы большое дело делаем. Считай для половины страны.
Девушка поморщилась.
— Для целой половины? Всей деревней?
— Зря не веришь. Баба Настя тебе потом всё объяснит.
Машина остановилась около дома с голубым крыльцом. По небесному фону танцевали яркие, похожие на павлинов, петухи.
— Приехали.
Навстречу им уже спешила старушка. Сухонькая, сгорбленная, но подвижная, как ртуть, со смешливым лицом под платочком на седых кудрях.
— Олечка! — хозяйка накинулась на девушку, обняла, схватила за руку и потянула в дом, — А я ждала, ждала, уж и не надеялась тебя увидеть. Разувайся, вот тебе тапочки. А Сашка чемодан сейчас принесёт, не беспокойся. Устала с дороги? Кушать, наверное, хочешь…
Знакомые по воспоминаниям ажурные салфетки приветливо махали уголками. Старинный буфет высился великаном. В углу, бегемотом в засаде, прятался древний сундук. И тут же, как модный внук, заехавший к бабушке, изгибался футуристическими формами столик с компьютером.
— Садись вот сюда. Как раз борща наварила. Нет, нет, даже не думай, сама управлюсь.
Ольга, ошарашенная и не сумевшая втиснуть в монолог старушки даже слово, сидела за столом. Оглядывалась по сторонам, узнавала давно забытые ощущения. И вдруг поняла — бойкая старушка, это и есть баба Настя. Живая, такая же бодрая, как много лет назад. Совершенно не собирающаяся помирать.
— А вот и борщечок. Кушай, милая. Пампушечки бери. Чесночок.
Баба Настя погладила девушку по голове.
— Умница моя, приехала. Не ждала, думала, не решишься.
— Баб Насть, а зачем вы меня вызвали? Что-то случилось?
— Ты кушай, кушай, не отвлекайся.
Старушка села напротив и подперла голову рукой. Можно было подумать, что она любуется, как Ольга ест.
— Мать ничего не говорила? Вижу, промолчала. Она же наша, с Выселок, а в город уехала. За отцом твоим. Красавец был мужчина. Сама бы за таким побежала, да мне поздновато было. Вот она вроде как и стыдится, что дело семейное оставила. Приезжает редко, и помалу. А тебя отправила. Вместо себя как бы. Съела? Сейчас я тебе добавки подолью.
— Не надо…
Возражений баба Настя не приняла. Снова налила полную тарелку огненного борща, положила в центр горку сметаны, добавила на тарелочку пампушек с румяными бочками. Ольга вздохнула — прощай фигура. Мысленно убрала на дальнюю полку джинсы, в которые влезла к лету, и взяла ложку. Сопротивляться местной кулинарной магии сил не было.
— Кто приехал!
В комнате появилась розовощекая тётя Маша в длинном сарафане.
— Сиди, кушай Олечка. Вот так радость!
Следом появилась тоненькая девушка с яркими голубыми глазами. И еще одна женщина с девочкой. Родственницы всё прибывали и прибывали. Обнимали, целовали, улыбались, искренне радуясь. Заглядывали мужчины, кивали, подмигивали, чтобы тут же исчезнуть с женского праздника жизни. Ольгу накормили тортом, принесённым кем-то из женщин. До икоты напоили чаем из большого самовара. Выспросили все подробности про мать, отца, работу, молодого человека с которым Ольга рассталась месяц назад.
— Баб Насть, — в комнату заглянул белобрысый Сашка, — как просила, натопил.
Ольгу отвели в баню. Отмыли, распарили, облили ледяной водой, отхлестали веником, напоили квасом, смешно шибающим в нос. Отвели обратно в дом и снова накормили. Уболтали до изнеможения. И, наконец, уложили спать. Но и словом ни обмолвились, зачем так настойчиво вызывали девушку сюда. Только многозначительно качали головами, обещая рассказать позже.
Заснула Ольга мгновенно, утонув под пуховым одеялом. Снилось ей что-то невнятное, наполненное радостью, криками петухов и солнцем. А ещё она несла на плечах коромысло. И в ведрах плескалась холодная чистая вода.
— Просыпайся, Олечка.
Баба Настя тихонько потрясла девушку за плечо. В комнате еще плескалась темнота ночи, только керосиновая лампа в руке старушки разгоняла мрак.
— А? Что случилось?
— Вставай. Ты же хотела узнать, зачем тебя позвали.
— Может, утром?
— Сейчас, Олечка. Вставай.
Старушка не отставала, и Ольге пришлось подняться.
— Вот это надевай.
Баба Настя подала ей белую рубаху, расшитую огненными петухами.
— А где моя одежда?
— Да я постирала. Поторопись, девонька, время уходит.
Поверх рубахи полагалось надеть сарафан.
— Идём, уже все ждут.
Они вышли во двор.
— Сюда.
Петляя между деревьями, они пересекли сад, прошли мимо темного пустыря огорода и вышли на околицу деревни. Там, возле колодца, их ждали другие женщины.
— А вот и Олечка, — тётя Маша засмеялась и обняла девушку, — Ну, давайте уже.
Заскрипел ворот. Из темного зева поднялось тяжёлое полное ведро, с темнотой внутри. Баба Настя маленьким ковшиком зачерпывала из него и давала напиться всем женщинам. Ольга пригубила — вода была сладкой и очень холодной.
— Все напились? Тогда за работу.
Кто-то сунул в руки девушки коромысло и два пустых ведра. Вся толпа пришла в движение, перешёптываясь двинулась в проход между кустами сирени.
— Не торопись, — тётя Маша придержала Ольгу за локоть, — поговорим по дороге. Ты не удивляйся. Просто смотри, что делают другие, повторяй и всё. Первый раз непривычно, главное не испугаться.
— Да что происходит-то? Хоть кто-то мне объяснит?
Женщина покачала головой.
— Сама увидишь. Рассказу ты не поверишь.
Идти долго не пришлось. Тропинка вывела их на утоптанную площадку над обрывом. Где-то далеко внизу слышался тихий плеск реки. Другого берега, далекого и тёмного видно почти не было.
— Смотри, — шепнула в самое ухо тётя Маша.
Одна из женщин подошла к самому краю. И самым обыденным, простым движением, зачерпнула ведром темноту над пропастью. Затем вторым ведром. Подцепила оба коромыслом, водрузила на плечи, лёгкой неспешной походкой двинулась обратно по тропинке.
Ольга замерла, не в силах даже вздохнуть. Ей не показалось. Это происходило на самом деле. Вот следующая женщина зачерпывает над обрывом, несёт в ведрах самую настоящую темноту. Слышно, как она плещется при каждом шаге. Ощущение мистерии захлестнуло девушку.
-Твоя очередь.
Подойдя к пропасти, Ольга замешкалась. Ей вдруг стало стыдно и глупо. Может, они тут все с ума посходили? А она им подыгрывает.
— Давай же.
Ну и пусть. Один раз сделает, что от неё хотят. Это ведь не страшно. А утром, первым же поездом, уедет домой.
— Ну!
Она подняла ведро и махнула им над пустотой.
Мамочки!
Ведро стало тяжелым, будто, и правда, наполнилось водой. Ольга чуть не выронила его. С трудом поставила на землю. Взяла второе… И опять она зачерпнула из воздуха нечто.
Неуклюже взяв коромысло, чуть пошатываясь, Ольга пошла обратно. В ведрах плескалась темнота. Она старалась ступать осторожно, чтобы не расплескать ношу.
У колодца её ждали. Чьи-то руки помогли снять коромысло.
— Выливай скорее.
Она опрокинула ведро в распахнутую глотку колодца. Тьма, полная сияющих звёзд полилась в чернильную глубину.
— Идём, надо торопиться.
Обалдевшая, ничего не понимающая Ольга вернулась к обрыву. И снова черпала темноту деревянным ведром, снова шла по тропинке, снова выливала…
С каждым кругом становилось всё светлей. Пока над далёким лесом не появился ослепительно яркий край солнца.
— Всё.
Баба Настя погладила Ольгу по плечу.
— Устала, с непривычки? Сейчас завтракать пойдем.
В доме их ждал белобрысый Сашка. Смешной, всклокоченный, в переднике, он жарил блины и с тревогой уставился на Ольгу. А затем вопросительно посмотрел на бабу Настю.
— Ну? Получилось?
— Ты не разговаривай, — притворно сердито заворчала старушка, — взялся завтрак делать, так делай. Устали мы. Чайник горячий?
Сашка обиженно засопел. Выставил на стол блины, вазочку с вареньем, чашки и молча скрылся.
— Ты ешь, — баба Настя улыбнулась, — а я пока расскажу.
Они шумно прихлебнула чай.
— Наша семья тут давно живет. Сколько себя помним. И по договору…
— С кем?
Старушка усмехнулась.
— Какая разница? Главное, договор заключён. Каждое утро мы вычерпываем ночь. Как сделали дело, так утро и наступило.
— А без вас не наступит?
Баба Настя вздохнула.
— Думаешь, из ума выжила старая? Нет, не наступит. Только и нам хорошо не будет. Сама понимаешь, договор требует. Было пару раз, в войну, задерживали рассвет. Для наступления вроде. Сам Берия к нам приезжал. Захочешь, потом грамоты покажу, маме моей выписаны, я тогда еще девочка была.
— Я вам зачем?
— Двенадцать нас должно быть, чтобы управиться. Мне уже совсем в тягость, а мать твоя в город уехала. На замену только ты годишься.
Старушка замолчала. Покрутила в руках чашку.
— Ты подумай. Не справимся без тебя. Если не захочешь — Сашка тебя в обед к поезду отвезет. Только ты, прежде чем решить, сходи. Загляни в Колодезь. Сразу всё и поймешь.
Дальше разговор не клеился. Ольга допила чай и пошла в свою комнату. От усталости ныли руки. Она легла на кровать и, сама не ожидая, заснула.
Проснулась почти в полдень. На стуле её ждала выстиранная и выглаженная одежда. Ольга переоделась, с твердой уверенностью, что уедет немедленно, засунула вещи в чемодан. Вышла во двор в поисках хозяйки.
Не найдя бабу Настю, прошла по саду. И заплутав, на брела на колодец. Тот самый. Который старушка называла Колодезем.
Из темноты деревянного сруба тянуло прохладой и свежестью. Ольга взялась за ворот и, морщась от боли в мышцах, принялась крутить. Достала ведро, поставила на край сруба. И ахнула.
В темной воде, неспешные, как рыбы в аквариуме, плыли звезды. Маленькие и большие, с мохнатыми лучами, красные, белые, голубые, зеленые.
Не удержавшись, Ольга отпила глоток…
Хозяйка застала девушку на кухне. Ольга, напевая что-то, мыла посуду.
— Баб Насть, а мужчины, — девушка покраснела, — они почему нам не помогают?
Старушка хихикнула.
— Так им самое тяжёлое досталось. Они вечером из Колодезя обратно таскают. Мы-то под горку, а они наверх.
Вечером, сидя с бабой Настей на веранде, наблюдая закат и дожидаясь Сашку, Ольга отправила матери эсэмэску.
«Я остаюсь».