Живу на улице Карбышева, между Жуковым и Тухачевским, и десять лет наблюдаю за тем, как некогда тихий полководческий район превращается в сплошной Юнион-Сквер и Веллтон-парк. Такие теперь городские топонимы. Что означает последнее название, понять особенно трудно. Возможно, это внебрачный ребенок англоязычного «благополучия» и быстрозавариваемой лапши «Роллтон». Допустимо любое кровосмешение, лишь бы жильё в новостройках продавалось получше.
.
Во всю стену одной из уцелевших хрущевок муниципальные власти нарисовали портрет. У памятника всегда лежит букет из нескольких выцветших пластмассовых гвоздик. За порядком в парке Карбышева следят оранжевые жилеты из Киргизии. Летом молодые киргизы расчищают подходы к карбышевскому постаменту от подсолнечной шелухи и пивных бутылок, оставленных молодыми москвичами.
Вся эта «дань уважения» напоминает издевательство. Примерно так же выглядит музей Космодемьянской в Петрищево. Двуглавый РВИОшный орел на указателе, угробленный колхоз-миллионник, опустевшие деревни, да пара дворников-таджиков, с трудом понимающих вопрос «кто такая»?
.
Сегодня 18 февраля. День, когда его казнили. Я смотрю в бронзовые глаза и вновь задумываюсь — хотелось бы Карбышеву такой памяти?
Что бы сказал Карбышев, увидев, как его портретом прикрывается пивной патриотизм тех, кто променял дело нескольких героических поколений жизни на быстрозавариваемую лапшу?

— Мои убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе.

Какие, кстати, убеждения? Какие? Не те ли, что каждый год в мае стыдливо прикрываются фиговым листком триколора? Не те ли убеждения, из-за которых молодой офицер царской армии Карбышев был отдан охранкой под военно-полевой суд за ведение антигосударственной пропаганды в годы русско-японской войны? Не те ли убеждения, что исповедовали революционеры — родители Аркадия Гайдара, простые школьные учителя? Не те ли убеждения, которые заставили русскую девушку Зою Космодемьянскую назвать себя именем замученной белогвардейцами красной партизанки, татарина Мусу Джалиля создать ячейку сопротивления в концлагере, а немца Рихарда Зорге взойти на эшафот в тюрьме «Сугамо»?

Между прочим, совсем недалеко от Карбышева, на улице Зорге, стремительно достраивается элитный жилкомплекс «Рихард». Квадратные метры уже на рынке. Можно прикупить.

Мне кажется, вся наша сегодняшняя жизнь есть сплошное надругательство над чужим подвигом. И дело тут вовсе не в том, что по телевизору очередная курица неосторожно пошутит про «ледяного генерала». Вовсе не в том, что девять из десяти студентов не знают фамилию Карбышев, но знают фамилию Власов.

У советских людей была другая Родина. Две совершенно разные Родины. Увидав свою сегодняшнюю Родину в поруганном, униженном, испохабленном состоянии, все они — и Карбышев, и Космодемьянская, и Джалиль, и Зорге — абсолютно точно не стали бы молчать и сидеть сложа руки, а значит, оказались бы в неблагонадежных списках нынешней охранки.

Я бывал в гостях у семьи Карбышева. В гостях у семьи Джалиль. В гостях у семьи Рокоссовского. Страна могла бы позаботиться о наследниках этих фамилий так, чтобы архив Карбышева не оказался внезапно в Лос-Анджелесе. Все это мы показывали в «Биохимии Предательства», фильме, где рассказывалось вовсе не о деятелях оппозиции, а о главном предательстве — совершенном в 1991-м году. О продолжающемся до сих пор предательстве.
.
Что изменилось с момента выхода фильма? Да ничего не изменилось. К подольскому музею борьбы с большевизмом добавились стены плача, памятники Солженицыну, вот-вот откроется московский Ельцин-Центр.
Разве за это — не надругательство над теми идеалами, которые «не выпадают вместе с зубами»? Какой же тогда спрос со школьников?

Лагерь Маутхаузен — жуткое место. Тихо, только ветер свистит, да изредка кричат вороны. 70 лет кричат. Печи крематория. Плац, где в одном строю с немецкими, французскими, бельгийскими коммунистами погиб генерал. Но самая страшная часть — 20-й барак, «Блок смерти», стены без крыши. Туда определяли только советских военнопленных. Здесь под присмотром лагерных докторов шел «научный эксперимент» по скоростному умерщвлению людей — холодом и голодом, работой, пытками, заразными болезнями. Когда вы смотрите «Судьбу Человека» и эсесовец сталкивает в карьер изможденного заключенного, сцена точно повторяет историю Маутхаузена. Там были свои каменоломни, а фашисты развлекались, швыряя тела вниз. Американцы, освободившие Маутхаузен, увидели штабеля трупов. И тем не менее незадолго до казни Карбышева советские люди из 20-го барака пошли на восстание. Одним из его организаторов, кстати, был летчик по фамилии Власов. Прорыв удался. Разъяренный комендант организовал охоту на беглецов, поставил в ружье местных бюргеров. Из 419 человек уцелеют лишь десять. Впрочем, их подвиг, так же, как подвиг Карбышева, заставит отступить смерть. Об этом потом снимут фильм. Не мы. Австрийцы.
.
А мы снимем про что-нибудь другое. Про смешную сторону блокады Ленинграда. Снимем «триллер про друзей, застрявших в новогоднюю ночь на фуникулере». Елки какие-нибудь снимем. А один раз в году покричим «Ура», глядя на салют. Налепим на стекло фольксвагена этикетку со словами «На Берлин!» или «Если надо — перепокажем». Ничего мы никому не перепокажем. Кроме, может быть, Мукдена и Цусимы, толкнувших Карбышева к большевикам.
Чтобы быть достойным Карбышева, Космодемьянской, Джалиля, Зорге, недостаточно иметь здоровые, хорошо отбеленные зубы.
Желательно иметь убеждения.