Обычно я стесняюсь писать слово «г…вно» и кокетливо прячу вторую букву в многоточие — это книксен моему словесному пуританству.

Но именно в этом тексте я хочу отбросить в сторону реверансы, и для усиления эффекта бесстрашно повторю: трюфели растут в говне.

Самые дорогие и редкие грибы в мире.
Их ищут при помощи специально обученных собак и свиней с очень тонким нюхом — которые могут учуять этот аромат за несколько километров.
А еще трюфели можно найти по скопищу роящихся мух над листвой, под которой спрятан трюфель. Эти мухи откладывают там свои личинки. Мухи любят говно.

Наверное, человек, заказывающий трюфель, не думает об этом. Он ест деликатес с привкусом сильно прожаренных семечек или грецких орехов и смакует вкус. И платит за это громадные деньги, потому что может себе позволить.

И именно то место, где вырос трюфель, сделало его трюфелем.

Иногда именно здоровая злость на свое окружение придает тебе ускорение в твоем движении вперед.

Я знаю, что такое быть чужаком.
Я была новенькой в сплоченном классе.
В 13 лет. Когда пубертат, и прыщи, и гормоны, и капризы, и осознанные страхи и… стыд.

У меня были туфли с чавкающей подошвой, а других не было.

И понравиться всем надо было именно в этих туфлях, со стертыми носами и подошвой, которая «просит есть».

Я поменяла школу.
Школа, город, окружение, семья, друзья — все в одночасье изменилось.
Меня отчаянно лихорадило от перебродившего стресса.

Я была бледна и напичкана несовершенствами.

Но я поняла, что или сейчас или никогда. Второго шанса не будет.

Судьба дает один, и ты просто должен его не упустить. Вот сейчас. Сгруппируйся — и прыгай.

Никто не поддержит тебя ДО успеха.
У нас менталитет такой. Мы не плохие, мы просто не умеем.

Мы — одно большое ведро с крабами.
Если один краб станет выкарабкиваться из ведра, хватаясь за шанс спасти свою жизнь, то другие его схватят и стащут обратно в ведро.
Сиди и не высовывайся. Куда ты? Ты что о себе возомнила, выскочка? Ты видела свои туфли, «золушка»? А прыщи? Ты вообще себя в зеркало видела?

И если ты готов сидеть и не высовываттся, то сиди. А если нет — то ползи. Шансы не велики, но они всегда есть. И когда у тебя получится… точнее, если… если у тебя получится, то те, кто тащили вниз, высмеивали, хмыкали за твоей спиной, скажут, что они в тебя всегда верили. И захотят дружить.

А ты… Ты вправе им не поверить.

Они заметят твои чавкающие туфли и станут смеяться.

Зато потом, когда все изменится, и ты выбьешься вперед, они заметят и твои Маноло.

И те, старые туфли, станут милой легендой о тебе в твоей насыщенной биографии, и о них станут говорить с придыханием.

Я привыкла, что в меня не верят.

То есть верят, но единицы, и те, кто правда любит. Их вера построена на любви и не может быть субъективной.
Мой муж, например, всегда хвалит мои стихи, хотя они — г… вно (вот тут — с троеточием норм).

Я научилась не ждать этого топлива, и мчать вперед без него.

Я просто не могу стоять на месте. И я буду карабкаться вверх, пока есть силы, потому что мой главный результат — даже если я останусь в ведре — моя чистая совесть и знание, что я пыталась. Пыталась каждый день и каждый час прожить так, чтобы не зря.
И что я сделала для этого все, что могла и даже больше.

Я заклеивала вечером те туфли специальным клеем, и ставила их под пресс, но не сработало.

В каждом периоде жизни могут случиться свои «туфли».

Около года назад я перед своим стендапом зашла в туалет и случайно услышала разговор двух женщин. Одна хотела остаться у меня на лекции, а вторая звала ее куда-то тусить.

— Ну чему она нас может научить? Ты видела пятна у нее на руках? Ты видела: у нее перхоть!

Я тогда чуть не умерла там, в этой кабинке. У меня в тот период и правда обострился псориаз, а на волосистой части головы он действительно выглядит перхотью, а на руках были очаги болезни и …

Я минут пять восстанавливала дыхание в той кабинке. Я хотела раскатать закатанные рукава рубашки, и чистила плечи от… да нет, не от перхоти, а от этого нивелирующего осуждения.

А потом я приказала себе: вставай и выходи. Засучи рукава. Выше голову.
Вперед.

Несовершенстсва не делают нас хуже.
Они делают нас сильнее.
Или ломают, но это тоже наша ответсвенность.

Я могу заклеить туфли. И бороться с болезнью. И надеть белую кофту.
Чтобы это не отвлекало тебя от главного.

Потому что есть во мне что-то важнее, чем перхоть. И я это знаю. А ты — нет.
Но ты узнаешь, я обещаю.

И потом ты будешь говорить, что верил в меня. Или ничего не будешь говорить, просто позавидуешь.

Потому что перхоть можно вылечить. Туфли заклеить. Но нельзя вернуть время и возможности. Возможности быть сильнее и научиться выжимать пользу из любых жизненных испытаний.

Спасибо за злость, подаренную мне шепчущимися за спиной одноклассниками. Спасибо тем женщинам, которые ушли с моей лекции из-за псориаза.

Вы меня разозлили. И подтолкнули. Да, подтолкнули идти вперед. Не сидеть же в той кабинке вечно.

Никогда, слышите, никогда не сомневайтесь в себе, если нашли свой путь. И если не нашли, но ищите, тоже не сомневайтесь.

И когда вам говорят: «Да кто ты такая?», и когда вам тычут в ваши несовершенства, и когда вас окружают ненавистники с вилами и факелами, думайте не о том, как провалиться сквозь землю, и не о том, как жалко себя, а о том, чему вас научит этот опыт и где в нем найти ресурс для своего триумфального движения вперед.

Не забывайте: трюфели растут в говне.