Поставские зарисовки. Когда котенок матерится.

Вообще коты в этом городишке слишком уж меркантильные, ей-Богу. Я такого еще не видел. Представьте, чешет какой-нибудь Мурзик по своим делам, хвост трубой, усы торчат, как вдруг:
— Кыс-кыс-кыс.

Остановился, увидел меня и медленно (!), с достоинством (!) потопал навстречу:
— Че на?
— Погладить хочу.
— Здесь глажка котов платная, — нагло заявил Мурзик, глядя мне в руки, — тю, да у тебя пусто! Мужик, ты явно не в курсе, посему еще раз повторю — услуга оплачивается заранее, так есть че?
— Пока нет, — от кошачьего заявления смутились даже ботинки.
— Вот пока будет, тогда и зови, я себя не на помойке нашел.

И больно ударив хвостом по самолюбию, кот снова потрусил по своим делам.

Нет, я, конечно, успел заметить, что цены здесь часто выше, а иногда и намного, столичных, но чтобы даже Мурзики… В общем, этот вопрос следовало обсудить с моим пушистым другом Толстомордым, уж он-то все разложит по полочкам и даст необходимые пояснения.

Осталось только дождаться утра. И если ничего не случится…

Случилось: ночью Поставы замело по самое здрасьте. И, выйдя из дома, я понял, что сегодня будет хорошо только людям выше среднего роста — у них здрасьте расположено повыше. Кстати, а где мохнатая мелочь?
— Кыс-кыс-кыс! Иди сюда!
— Слушаю и повинуюсь, бегу и падаю, спешу и надрываюсь, — донеслось откуда-то справа.

Старательно огибая небольшие заносы, Толстомордый сосредоточенно дрейфовал по заметенному тротуару, бормоча сквозь зубы:

— Иду я по снегу,
И думку гадаю,
Чому ж я нэ сокил,
Чому ж нэ лэтаю.

— Осторожно, сугроб!
— Не учи отца е. (кайфовать без рыбалки и водки), — нахально пискнул котенок, — ой, что тут за б… (массовый выход женщин — лебедей) такое, ап!

И Толстомордый с головой скрылся в снегу.

Следующие пять минут ко мне двигались только хвост и уши, при этом вверх изредка взлетали искристые фонтанчики: пушистая мелочь не могла не прокомментировать сложившуюся ситуацию:
— Можно е… (упасть с позиций камасутры) с такой погодой. Говорила мне мама — сынок, сиди в подвале, здесь тепло и сухо. Вот на…(сомнения в целесообразности) только поперся на улицу.

— Эй, ты живой? Может, дорожку протоптать? — абсолютно искренне предложил я.
— И этот еще расп… (беседа посредством органа размножения). Не видит, что ли, занят, продираюсь сквозь торосы снежные, аки богатырь былинный. Е… к… (секс и земляные работы), сколько же намело!

В общем, пока этот мохнатый комок до меня добрался, я выслушал очень много интересного. От «да е… ты к…» (приказ уединиться с жителем конюшни) до «вернусь в подвал и пошло оно все в е… (для москвичей — это замкадье, для остальных — далекие глухие места)».

Наконец, старательно отряхнувшись, Толстомордый запрыгнул на ступеньку:
— Ну и погодка, е…- к… (секс и барабанная дробь).
— Слушай, — не выдержал я, — а мама тебе разрешает материться?
— Если узнает, то будет невероятно удивлена, в смысле ох… (объяснено ранее), — подмигнул котенок, — есть че?
— Сначала погладить, — твердо решил я.
— Э нет, братишка, сначала «есть че», а уж потом…
— Погоди, значит, это реально городское правило?
— А ты думал, — хмыкнул Толстомордый, — здесь глажка котов платная.

— Ох… не встать (превратиться в упавший фаллообразный монумент), ну у вас и порядочки, — искренне удивился я, — значит, не разрешишь?
— Нет, — твердо махнул хвостом котенок.
— А за «Кити кэт»?
— За вкусный, хрустящий, пахучий «Кити кэт» я родину продам, — потупил глазки Толстомордый, — только никому не говори.

— Почему?
— Сколько раз повторять — бесплатно можно только на картинку в интернете посмотреть! За все остальное нужно платить, Поставские коты себя не на помойке нашли, ясно?
— Какой у вас интересный городишко.
— А то, скоро еще и не такое узнаешь, — хмыкнул Толстомордый, — ладно, мне пора, а то мама будет волноваться, завтра как обычно?
— Обещаю.
— Тогда до встречи. Хорошего дня!

И муркнув на прощание, котенок тем же путем шмыгнул обратно, заодно возмутившись по поводу сугробов:
— Когда же они снег уберут, п… (теоретические мужики).

В общем, пушистый друг меня сильно озадачил. Осталось только узнать, какие еще сюрпризы скрывает этот городишко. Но пока, пробираясь на работу через заносы и сугробы, я лишь тихо бормотал:
— Иду я по снегу,
И думку гадаю,
Чому ж я нэ сокил,
Чому ж нэ лэтаю.