Ты не похожа на тех, кого я знал раньше,
на всех людей, смотрящих свой телевизор
или слушающих радио в машинах на платных стоянках,
или просто людей, читающих вечером книги.
Ты стоишь на полу и смотришь себе на ноги,
а потом считаешь шаги — так ты чувствуешь плоскость,
так ты чувствуешь вещи — телом.
И это больно,
потому что все, что мы знаем — навеки с нами.
Я читаю тебе стихи.
С конца.
Так намного проще.
Я читаю их наизусть, не помня ни слова.
Ты смеешься и шепчешь: мы с тобой дее…
… показать весь текст …

Я не настолько праведный, чтобы целовать тебя в тексты
редких личных сообщений, чирикающих птицами.
Не настолько праведный, чтобы чувствовать оргазм без секса,
размножаясь рифмами, подобно литературной грибнице.
Чтобы лечь в гробницу экрана, пересказывать Чехова,
сатанея от догадки, что подол твоей юбки соскальзывает,
обнажая яблокопады и рощи ореховые,
то есть каждого слова и образа одноразовость.
Я не настолько праведный. Я живу в периосте
закоптившегося человечества с его колоритом,
но лучше быть грязью, в которую падают звезды,
чем чистейшим и беззвездным ночным монолитом.
Поэтому не пиши мне — я не способен к чтению,
мне тесны межличностные книги, новостные полосы.
… показать весь текст …

Потому что былые ценности
отпадают от нас со временем,
мне приятней порывы ревности,
чем смешная во всем уверенность,
что твой труд — это что-то нужное
или вечное, если с пафосом,
что за мысленной неуклюжестью
стержень истины (или фаллоса?).
Мне приятнее секс до одури.
Или с придурью, чтобы градусник
лопнув ртутью, стекал по контурам,
превращая квартиру в парусник.
Ты же знаешь, о чем я?
Спрашивай.
… показать весь текст …