Автор пишет очень забавно, но слишком уж матершинно!)) Я постаралась особо крамольные слова как-то благообразить, но всё равно прошу прощения за невольный авторский мат.
`
Есть женСЧины… которые коня, и всё такое… Есть!)))
Михална — баба-колобок. Полторашка от полу, пузо-глобус, сиськи-арбузы, губы-сардельки. Пергидроль и глазки навыкате. Повариха, мля. Диабет ей до пи@ды, 0,5 коньяка принимает на грудь не морщась. Как выпьет — сразу лезет в губы лизаться. Откажешь — и по е@алу можно отхватить. Вдова, хуле.
На шестом десятке, записалась она на курсы вождения и даже их закончила. Теперь рассекает по городу на тонированной зубиле. Рулит уверенно, хотя на перекрестке я от нее становлюсь подальше — на всякий случай. Короче огонь-баба, трамвай на скаку останавливает. Кузовом.
Сынулю в позапрошлом годе пристроила она в военное училище, дочка уже давно замужем. С мужским полом у Михалны отношения сложные — не держицца. Найти ё@аря имея такие ТТХ — проблема, удержать и подавно. Да еще характер. Ей бы х@й — мущщинко на загляденье вышел бы. Если чо — обложит, как не каждый мужик умеет.
Заведует, кстати, школьной столовой. Педагог, одним словом. Макаревич практически, или Макарский — не помню. Дети ее обожают, ибо она с ними, как с равными — и х@ями обкладёт, и накормит-приласкает.
Обычно лыба с ее лоснящейся красной сковородки не сходит ни днем, ни ночью. А тут на днях встречаю — туча тучей, аж искры на массу проскакивают.
— Что за х@йня, Михална? — спрашиваю.
— Пи@дуй ка ты, дорогой, куда шел. Нужен будешь — сама найду. — и смотрит, так, что лучше б не находила.
— Да ладно, ладно. звони.
На той неделе это было.
Вчерась, однако, опять она цвела, как майская роза, и подшофе изрядно.
Ну я от приветственного лобзанья отворачиваться не стал, губы вытер втихомолку, и давай ее допытывать — типа, что ж за х@йня то такая приключилась?
А вот такая вот — говорит, и давай сказку сказывать.
Сынок ее, лось здоровый, как я уже сказал курсантствует. Училище наше теперь военным институтом называется, и порядки там соответствующие: курсантов, кому есть где ночевать, вечером домой отпускают. Многие квартиры снимают. Олух ее, тоже как вечер — так дома. Шорты нацепил, в коробчёнку мамкину прыг — и по бабам. Стипендия хорошая, больше, чем у мамки зарплата. Не жисть, а масленица.
Ну Михална, понятное дело, не с зарплаты живет. У нас ведь как — кто чем рулит, тот тем и владеет. В общем, выгодная баба — если свадьба там, или наоборот чего — сразу к ней. Она и место обеспечит, и наготовит, и зажгёт — мало не покажется. Знают её — и в училище, и в городе.
Ну это я отвлекся.
Приходит, значит, дитятко на побывку, губята отквасило: «Отчисляют меня из училища, дело завели в военной прокураторе».
— А что ж за х@йня у тебя, сыночек, приключилася — берет она его нежно за тугие яйки, и с вывертом так спрашивает.
— Я ль, соколик ты мой е@ливый, офицерам твоим мяса не носила? Я ль полковничьих дочек на халяву замуж не выдавала? Да что ж ты за паи@ень-то там вычудил такую?!
И яйцы то его отпускает — чадо все же родное, жалко…
Детинец сопли значит пустил и вещает, дескать, шёл он поздним вечером с друганом-однокурсником по городскому парку, никого, понятное дело, ни за что не трогал, возвращался из увольнения. Путь их пролегал вдоль лавочки, где сидели столь же мирно, попивали пивасик две лахудры-пэтэушницы и приблизительно равное им количество осклизло-сизых личностей.
Какие там между ними терки происходят — история умалчивает, но вдруг одна из тёлок резко выхватывает от собутыльника по е@алу и, задрамши ноги, улетает с лавки. Другая при этом, трагически заламывая руки, призывает заступицца мимолётных курсантов. Х@й-зах@й, завязывается мордобой. В кульминации из кустов появляются два откормленных рояля в мышиной форме — сержанты Пупкин и Залупкин, и укладывают мордами на сцену весь квартет.
С этого момента медленно и неумолимо начинают крутиться ржавые шестерни отечественного правосудия. По горячим следам с кадетов требуют бабла, чтобы замять инцидент, но гордые защитники отечества посылают всех нах@й, не чувствуя себя виноватыми. Затем «пострадавшие» пишут на пацанов заяву, дефки выступают свидетелями и подтверждают, что сидели, вх@й не дули, а эти зеленые к ним дое@ались. Чирик-пи@дык, и дело в военной прокуратуре. Начальник училища привычно бьет е@дой об стол — отчислить. И тут, наконец, великовозрастная дитятя понимает, что шутки кончились, и жалобно припадает к мамкиной титьке.
По-моему, нету на свете силы страшнее, чем мать, защищающая своего ребенка.
Два дня Михална фурией носилась по городу — сшибала в больших кабинетах секретарш и дневальных, плакала, просила, угрожала, не забывая заряжать всем, кому надо. Влезла в долги по уши. И чудо случилось — дело спустили на тормозах, пацан отделался какой-то внутриучилищной взъе@учкой. Второго, кстати, так и поперли.
Но Михална не была б собой, если б не стала рыть дальше. От ее рытья на свет полезли весьма интересные вещи. Оказывается, лохотрон в парке действует уже х@й знает, сколько, и что каждый год несколько курсантов покидают училище таким вот нехитрым способом. Бригада работает одна и та же и по одному сценарию — девки отхватывают в торец, зовут на помощь курсантов, те, как заводные, несутся восстанавливать справедливость, затем всех вяжут менты, которые тоже в доле. Ежу понятно, что большинство решает проблему за бабло на месте — не за тем папки-мамки башляли на вступительных, чтобы так вот на дурку все прое@ать. А коли бабок нету — тады, ребятки, аревуар, нех@й вам Родину защищать, раз за себя постоять не можете.
Так бы все и шло дальше по накатанной, если бы не сами знаете, кто.
Отправив чадо в казармы драить полы и обнеся презентами «классных дам», взбешённая повариха принялась с огоньком готовить блюдо, которое, как говорят, нужно подавать холодным.
Найти в маленьком городе человека — как два пальца обсосать. Первым делом она наведалась в автосервис, где в свободное время подвизался один из участников концертной бригады. Без минуты терпила топтался под подъёмником, меняя колодки на старой шахе.
— Знаешь, кто я такая?
— Не знаю, и ваще я занят.
— Щас освободишься, родной — завелась Михална и, подхватив длинный, около метра, вороток, с размаху перее@ала пи@араса по ногам, ниже колен. Никто из сбежавшихся на крик не решился помешать тетке, пока та х@ярила ногами лежащее тело. Не отрываясь, поведала она трудовому коллективу, какое, оказывается, забавное хобби есть у визжащего, как свинья, сотрудника, и, дождавшись, когда к процессу стали подключаться суровые слесаря и мотористы, сочла свою миссию выполненной.
Прыгнув в девятку, неуловимая мстительница унеслась на другой конец города, где имела не менее бурную встречу с одной из двух прошмондовок. Та огребла жестоких пи@дюлей прямо в собственной прихожей, в присутствии мамы и папы, резко зассавших вмешиваться в экзекуцию. Чем ее мудохала — Михална уже не помнит, говорит лишь, что обломала все ногти и посбивала костяшки на обоих руках.
Следующей по списку была вторая пи@доторговка, обнаружившаяся в парке, на привычном рабочем месте, где в отсутствие подельников тупо набивала семечками оральное отверстие. Завидев несущуюся напролом сквозь кусты дородную тетку с домкратом в руке, она нет, чтобы сье@ацца — осталась сидеть, лишь обо@салась и обо@ралась. Хорошо? хоть е@ло свое тупое руками прикрыла — домкрат раздробил обе кисти и сломал нос. Как всегда в таких случаях — милиции поблизости не оказалось, прочие же отдыхающие на досадном инциденте внимания заострять не стали — железяка, епта, уж больно тяжелая была.
Что примечательно — никто впоследствии никаких заявлений никуда не писал.
Разошлись, так сказать, при полном удовлетворении сторон. Единственный, избежавший сатисфакции, педрозо весьма предусмотрительно свалил из города.
Ну и, понятное дело, без репутационных издержек, непорочными слезли с х@я мужественные сотрудники органов. Органоны, как сказал великий пролетарский писатель. Ну да им не привыкать. Поутихнет шум — наберут новую, мля, антрепризу — и вперед.
Одно радует — при всей творящейся х@йне, есть еще такие бабы, как Михална. И домкратов, дай бог, им на всех хватит.
© 2009 Фрезеровщик aka Че Катилло