Если бы утром заплаканным в Пасху дождливую, в 8,
Мне повстречался бы улицей, Тот, кого всуе не просим.
Тот, по чьему лишь подобию мы из воды с кожей связаны,
Кто нас встречает в утробе и там наделяет нас разумом.
В нас в тот же миг он влюбляется, чтобы любить и прощать,
Тот, перед кем бы нам каяться, Тот, кого не повстречать.
Если б сказал мне, не лучшему, то, что боимся просить…
Что бы ты, сын мой заблудший, в жизни хотел изменить?
Долго крестился, челом бы бил, милость слихвой искупив,
Я бы ответил, что нету сил жить, никого не любив.
Нет никакого желания жить без мирского огня,
Не испытавши страдания, Все это не про меня.
Я бы, подумав, сказал ему сколько ошибок и глупостей
Я уготовил себе самому в пору отчаяной юности.
Яду испивши запретного, долгие годы был слеп,
Только едва ли без этого я бы обрел Его свет.
Я так хотел на войну идти, двигать небесную рать,
Тайну российской земли спасти, ради нее умирать.
Кровью ее окрапить по весне, вечным героем пасть,
Только оно все не обо мне, я не рожден убивать.
И зарыдал бы отчаянно, сердце б свело в груди,
Слезы катились ручьями бы … Близких я не щадил.
Руки мои, словно ножницы, резали их любовь,
Я поселился под кожу к ним, их выпивая кровь.
Мать охладела чувствами- Папа сошел с ума,
Пусть мне на сердце пусто, — пусть на душе зима.
Вот и теперь не часто я в дверь их стучу рукой,
Только они снова счастливы, — сын их обрел покой.
Как мне тебя просить теперь, если в твой твой светлый храм
Я потерял расписную дверь службою по утрам
Боле уж мой не тревожит сон слово твое и лик
И не звучит колокольный звон там, где душой поник.
Только крестом серебрянным в час, когда боль и страх,
Я повторял твое имя в горьких своих устах.
я обращался в Будду, я кришной тебя называл,
я не достоин чуда и в сердце моем кинжал.
Он улыбнулся искренне, стало вокруг светло,
Светом небесно чистым улицу залило.
Сердце забилось радостно, я оглянулся враз,
Сотни больных и страждущих свой завершали сказ.
Тысячи рук протянутых, глаз обращенных ввысь,
Судеб и лиц обманутых в реку одну слились.
Улица переполнилась радугой голосов,
Шум водопада полного, шорох больших лесов.
Тайною мироздания, шепотом всех начал
Там, в глубине подсознания голос его звучал.
Он говорил нам горестно на сорока языках,
Светлой небесной повестью в нас он развеял страх.
Не передать вам чувства те, не подобрать и слов,
Только скажу по-русски: это была Любовь.
Больше границ сознания, как ты не назови, —
Это была бескрайняя сила Его Любви.
Мимо уж плыли прохожие, лишь описать не мог
Как же я счастлив, Боже мой… что меня любит Бог.