Я помню, мы на счастье ели клевер. То было всегда ранним августом. Отчего-то больше тогда мечталось и верилось в сказки.
Мы пили росную воду из чашечек крупного подорожника, что рос вдали от просёлочной дороги. Ходили босые по уже тронутой желтизной траве, она, немного колкая и жёсткая, — единственное, что я отчётливо помню из раннего августа в детстве. Остальное всё смазалось, превратилось в тонкие засветы на плёночных фотографиях и помнится теперь лишь отголоском и тихим эхом. Но я всё же помню…
Сладкий сок красной смородины и первые летающие паутинки в поле. Запутавшийся в волосах медовый ветер и кленовые большие серёжки, слетевшие на ровную гладь озера.
О раннем августе всегда выходит как-то нескладно. Будто маленький воробей учится щебету. Но с любовью большой и какой-то особенной нежностью. Потому, что люблю я его, да так, что слова теряются и превращаются в воздух. И плывет он мягким облаком над большим пшеничным полем, и в воздухе этом — тихая моя любовь.