На город ночной опускается первый снег, и город молчит, заколдованный этим чудом. Зима появилась словно из ниоткуда, смягчив все углы и неровности на земле, наполнив мир белым сиянием. Спят дома, горят фонари, как лампады из Средиземья, а небо готовит своё колдовское зелье, которое льется на улицы, как туман.
Она просыпается рядом. Ещё темно. Движенья и шорохи — тоньше и легче шелка, и мне удивительно просто и хорошо с ней встречать эту зиму, а ей хорошо со мной. Она просыпается рядом, в моих руках, вначале не веря, что стали неразлучимы, и мы с ней смеёмся, воздушно и беспричинно, и я ей шепчу про рассветы и облака. Рождается утро из нежной её руки, и я наблюдаю за этим рожденьем, щурясь, а снег все идёт, и ложится на спины улиц, небесные искорки, белые мотыльки. И вот она тянется сонно поцеловать, соскучившись за ночь по нежности нашей тёплой, и сахарной пудрой зима украшает стекла, и парусом белым плывет в темноту кровать. А мне бы продлить это утро на полчаса, дыханием жаркого лета её укутать, держать её за руку и не считать минуты, вести её к солнечным тайнам и чудесам.
Я ей любовалась бы вечность — лишь ей одной, в ней, словно в молитве, спокойствие обретая.
А снег за окошком кружится и тихо тает.
И кожа её пахнет ландышем и весной.