Пускай хоть посвящённый улыбнётся,
Терзая сумошествие мое.
Но если уж повесили ружье
На стенку — без стрельбы не обойдется.
И отпустила липкая жара,
И мы брели по городу в молчаньи,
И тронул занавеску жест прощанья.
И опустел партер. Пришла пора.
Расстаться. Но на том краю земли,
Где нас столкнули мэтровы гастроли
До полночи нам расписали роли.
И мы в кафе покорно забрели.
Нам волны обещали Афродиту,
И море растеклось у ног, как сон
В молчаньи, углубленном и сердитом
Мы думали примерно в унисон:
«Мой дурачок, ребёнок повзраслевший,
Смени свой робкий, боязливый шаг
На оступь отреченной королевы
И дело в шляпе. Нам цена пятак.»
Но ты над собственной хохочешь тенью,
И быть с тобой, конечно же, беде.
Послушай! Ты прекрасна без сомненья!
Но я тебя покину через день.
Как ты сказала? «Детским жадным ртом
Лови зарей рассыпанные бусы?»
… И в сотый раз ты яблоко надкусишь.
А змей ехидно шевельнет хвостом.
О мой калиф на час! Сожми в горсти
Мгновенье посеревшего Востока
Мне будет бесконечно одиноко.
Ведь я тебя уже люблю. Почти!
Почти, покуда спит в сандальях бег,
Пока танцует девочка босая,
И петли сорваны с калитки Рая,
И дремлет стыд, и торжествует грех.
Под это иллюзорное почти
Твой самолет, насытившись разбегом,
На синем белой кистью начертив
Мне вскроет вены и разрежет небо.