«Мудрый живет себе спокойно, свободный от необходимости заниматься делами, действуя, руководствуется „знанием без слов“.
Вся тьма вещей существует издавна, но их существованию нет начала».
Дао Дзинь

Это случилось, когда мне было тринадцать лет. Отцу пришёл заказ на продолжение книги, которая имела большой успех, но у него никак не получалось написать её в городской суете.
Своей дачи у нас тогда ещё не было, но был дом, который достался нашей семье от прапрадедушки. Дом находился в Подмосковье. Казалось бы, все хорошо, но прадедушка, а затем и дедушка, пытались безрезультатно его продать. Говорили, что в этом доме наш прапрадедушка сошел с ума. Мол там водится нечистая сила. Я думаю, что папа, если бы не заказ на книгу, никогда не решился бы поехать туда, но на этот раз ему требовались тишина и свежий воздух.
В отличие от мамы папа не верил в бога, а раз нет бога, то нет и дьявола с его нечистой силой. И всё же за два дня до того, как мы туда поехали, папа привёл в тот дом экстрасенсов, которые, якобы, могут очищать дома от всякой нечисти. По их словам, никакой нечисти в доме не оказалось. И в этом они не соврали отцу, но там было кое-что другое…

Стоял теплый весенний день. Я сидел на заднем сидении машины и читал книгу. Отец включил кондиционер. Не сказать, что воздух в салоне был сильно холодным, но, когда мы доехали до дачи, у меня начался жар. Мама, как всегда, когда я болею, принялась тревожно охать и вздыхать, порхая надо мной.
— Нужен постельный режим, — не принимая возражений, сказала она.
Дом оказался деревянным с пятью комнатами, туалетом и душем.
Первую странность, которую заметил я, а родители оставили без внимания, была в том, что только комната прапрадедушки оказалась чистой. В остальных же было много пыли.
Так как у меня была аллергия на пыль, то мой постельный режим до тех пор, пока мама не вычистит остальные комнаты, безоговорочно должен был проходить в самой чистой комнате.

После того, как мама дала лекарство от температуры, меня уложили спать, а отец с мамой принялись за уборку. Комната дедушки была средних размеров. Посередине стояла большая кровать. Справа от кровати, закрывающий собой стену, черный шкаф. Прямо передо мной находился старенький телевизор. С левой стороны от меня стояла тумбочка. Прямо надо мной на стене висели портреты прапрадедушки и прапрабабушки.
Заснуть не получалось. Часы на тумбочке показывали четыре часа дня. Ворочаясь с одного бока на другой, я все-таки попал в сети сна и все больше стал в них запутываться. Когда уже почти уснул, почувствовал, как кто-то сел на край кровати. Я подумал, что это мама пришла, чтобы дать мне очередное лекарство, поэтому с неохотой открыл глаза. Но это была не мама. У края кровати возле моих ног сидела девочка примерно моего возраста. Она была вся белая: лицо, волосы, платье. Только глаза были зелеными. На фоне всего белого зеленые глаза сверкали, словно два изумруда.
Не знаю почему, но я тогда не испугался. Мною в большей степени овладело любопытство, но никак не страх.
— Кто ты?
Девочка опустила голову на правое плечо и подняла глаза вверх, видимо, раздумывая, стоит ли отвечать на мой вопрос. Приняв решение, она выпрямилась и тихо прошептала:
— Я Азума.
— Интересное имя, — удивился я. — Никогда не слышал о таком.
— Слышал. В прошлых жизнях.
— В смысле?
— То, что забыл твой ум, помнит твоя душа, — ответила девочка и положила руку на мою левую грудь. — Все ответы тут. Нужно всего лишь научиться слышать зов души.
— Как этому научиться?
— Всему свое время, — ответила девочка. — Книга Жизни дает доступ, как к прошлому, так и к будущему. Мы можем читать Книгу Жизни и делиться знанием без слов с людьми. Раньше люди знали об этом. Они поклонялись нам. Сейчас о нас забыли.
— А почему о вас забыли?
— Потому что люди перестали верить.
— Во что? — не понимал я её.
— В первую очередь в Высший Разум, затем в себя, а уже потом в чудеса.
— А что ты тут делаешь? — решил я поменять тему разговора, так как не совсем понимал, о чем идет речь.
— Я тут живу.
— Где тут? В этом доме?
— Нет, в этой комнате.
— И давно ты тут живешь?
— О да, — ответила девочка. — Я хорошо знала Геннадия.
— Моего прапрадедушку?
— Да, — ответила она, наматывая на пальцы белые волосы.
— Но как? Тебе на вид не больше тринадцати лет.
— Говорю же, перестали верить в чудеса.
Мои родители книголюбы. Их любовь к чтению перешла и ко мне. Иногда прочитав очередную интересную книгу, мне было обидно, что она заканчивалась, и хотелось продолжения. И тогда я сам придумывал продолжение для персонажей понравившейся книги. Глядя на девочку, у меня в голове пронеслась мысль: «Может, она плод моей фантазии, галлюцинация, следствие болезни?».
— Нет, — сказала девочка, отрицательно двигая головой, — я не плод твоей фантазии.
И протянула мне свою руку.
— Вот потрогай.
Я дотронулся до Азумы. Да, она была настоящей, тёплой.
— Почему ты вся белая, а глаза зеленые?
— Это не от меня зависит. Твой мозг воспринимает мою внешность максимально удобно для тебя, чтобы ты не испугался моего настоящего облика. Плюс ко всему я влияю на твой страх, а точнее на его отсутствие, чтобы мы могли спокойно поговорить.
— Поговорить о чём?
— Твой прапрадедушка был великим писателем…
— Разве? — перебил я её. — Что-то я за ним такого не припомню. Вот мой отец писатель. А прапрадедушка Геннадий был сумасшедшим.
— …Но ему не хватило смелости опубликовать то, что он написал, — закончила свою фразу девочка, не обращая внимания на мои слова.
— Ты не путаешь? — поинтересовался я. — Никогда и ни от кого я не слышал об этом.
Вместо ответа девочка показала на черный шкаф.
— Открой нижние полки и увидишь сам.
Я вылез из-под одеяла и сделал так, как она просила. Там оказалось очень много исписанных тетрадей и бумаг.
— Это труды твоего прапрадедушки.
— Так почему он их не опубликовал? — удивился я. — Почему мы помним его сумасшедшим, а не писателем?
— Ему не хватило смелости, — повторила девочка. — Быть писателем это одно, а не бояться того, что написал, это другое.
— Тогда, может, покажу эти тетради отцу?
— Нет! — сказала Азума, хмуря брови. — Ему тем более нельзя. Он отрицает существование Высшего Разума, и поэтому его удел быть компилятором.
— А что это? — спросил я, услышав новое для меня слово.
— Это люди, которые творят без вдохновения. Они просто генерируют идеи, используя опыт предшественников. Твой дед и отец никогда не знали и не узнают, что такое озарение.
— А какая разница между вдохновением и генерированием?
— Компиляторы никогда не смогут создать что-то новое, их доля собирать из того, что уже есть, что-то, как им кажется, новое. Им не доступно знание без слов.
— То есть для них это, как игра в «лего»? — предположил я.
Девочка не сразу поняла меня, но потом, считав образ, возникший у меня в голове, сказала:
— Да, примерно так и есть.
— А вдохновляемые?
— Это творцы, они могут создать новое, не опираясь ни на что. Им не нужно ничего знать, достаточно задаться вопросом, и ответ придет в виде озарения.
— А как такое возможно? — спросил я, вспоминая, сколько всего отцу приходится перечитывать, прежде чем он садится за новую книгу.
— Знания существуют всегда. Человек ничего не придумывает, он просто записывает готовую информацию, когда вдохновляем.
— Записывает? — переспросил я. — Может переписывает?
— Нет, записывает, — сказала девочка, — считываем из Книги Жизни мы, а после диктуем избранному.
— Кажется, я начинаю понимать. Но ведь все писатели и поэты писали про муз символически, или каждый из них видел свою музу? И, кстати, ты — тоже муза?
— Нет, не всем вдохновляемым позволено видеть свою музу, — ответила девочка. — И да, я муза. Но не просто муза, а муза-хранительница.
— Но если прапрадедушка побоялся опубликовать то, что написал, тогда кому же это сделать, если не моему папе?
— Ты это сделаешь! — сказала девочка таким тоном, будто знала, что так и будет. — Ты поймешь, когда настанет время.
— То есть я тоже стану писателем и буду вдохновляем?
Мне показалось, что зелёные глаза Азумы наполнились печалью.
— Есть еще одно условие: нельзя рассказывать никому обо мне, но в тоже время нельзя и обманывать родителей, если они спросят тебя, с кем ты разговаривал в этой комнате. Научись следовать нравственно-моральным принципам, не нарушая их ради достижения своих целей.
— Хм, я думаю это не так уж и сложно, — сказал я, желая быть вдохновляемым писателем. — Они и не узнают. Я им не буду рассказывать.
— Твой род особенный, — продолжила она, не обращая внимание на мои слова. — Каждая душа, начиная с твоего прапрадеда и заканчивая твоим ребенком, будет рождаться с одной и той же миссией — быть писателем и давать людям новые знания. Но есть силы, которые будут противостоять этому и бросать в ситуацию, где душе придется отказаться от главного, от принятия Бога. Так случилось с твоим дедом и отцом. Но если вы не справитесь, то следующий ваш приход будет только через сто лет.
— А что случилось с дедом?
— Он, наблюдая за тем, как его отца — твоего прапрадеда — при попытке донести до людей истину начали называть сумасшедшим фанатиком, дал себе слово, что станет атеистом. Тебе же повезло с мамой. Ты с ней каждую ночь молишься. Это хорошо.
— Значит, я стану вдохновляемым писателем, — обрадовался я, но тут в комнату вошли родители с вопросом: «Никита, с кем это ты разговариваешь?»
Мама каждый день учила меня, что врать это грех. Но в тот момент я внезапно оказался в ситуации, найдя выход из которой, я мог бы стать великим писателем. На одной чаще весов стояло уважение к маме и обещание никогда не врать, на другой — быть вдохновляемым. К сожалению, для тринадцатилетнего парнишки за несколько секунд найти выход из ситуации было сложно, и мне пришлось сказать правду. Естественно, родители мне не поверили. Они убеждали меня, что я просто говорил во сне.
Азума с тех пор больше ко мне не являлась.
С каждым годом я всё больше и больше убеждал себя в том, что родители были правы. Мне просто приснился сон. Про тетради я позабыл и вспомнил о них, когда мне исполнилось двадцать восемь лет.
Я потерял работу как раз в тот месяц, когда сделал предложение своей будущей жене. Меня охватила паника. Я был в растерянности, но внезапно вспомнил про тетради прапрадеда.
Родителей к тому времени не было в живых. Наша семейная квартира и дом прапрадеда перешли мне по наследству, и я впервые за пятнадцать лет снова оказался в старом доме. По логике вещей, если Азума была просто сном, то никаких тетрадей быть не должно. Но они были.
Я собрал всё, что нашёл. Приехав домой, я больше месяца разбирался с каждой тетрадью и, систематизировав их, принялся переносить на ноутбук, перепечатывая каждое слово. Примерно через три месяца я осознал, что у меня получилось около восьми книг.
«Ты это сделаешь», — вспомнил я слова Азумы.
Первую книгу, подписав именем прапрадеда, я разослал в десять издательств. Через неделю мне ответило одно издательство, а спустя две недели ответили три других. Первая книга имела головокружительный успех, но я на ней заработал копейки, так как, подписывая договор, согласился на пять лет отказаться от прав на книгу. С выходом второй книги я стал умнее. Не стал отказываться от прав на вторую книгу и работал только с теми издательствами, которые соглашались на мои условия.
Я заработал достаточно денег, чтобы сыграть скромную свадьбу. Каждую книгу я отдавал в печать раз в два года. Прошло шестнадцать лет. Мы с женой были обеспечены надолго. У нас родилась дочь, которой к тому времени исполнилось четырнадцать лет.
После восьмой книги издательство и публика просили продолжения. Никто кроме меня, в том числе и жена, не знал, что я публиковал написанное прапрадедом. Каждый раз, закрываясь в своём кабинете, я пытался написать хоть что-то, но ничего путного у меня не выходило.
Я не знал, как поступить. И тогда мне в голову пришла безумная идея. С тех пор, как я забрал тетради с дачи прапрадеда, я больше никогда не был в старом доме. Несмотря на то, что я приобрел новую дачу, продавать дом прапрадеда я не стал.
Однажды я предложил жене на выходные съездить в дом моего детства, о котором я ей когда-то рассказывал, и она согласилась. Дочь была рада не меньше мамы.
— А можно я заберу с собой куклу? — спросила она.
— Конечно, Леночка, — разрешил я.
Комната прапрадеда, как и тогда, оказалась самой чистой. Дочь устала с дороги, и я велел ей лечь отдыхать в самой чистой комнате. А мы с женой взялись за уборку дома.

Эпилог

Дочь Никиты, положив рядом свою любимую куклу, принялась читать книгу, когда перед ней появилась белая девочка с зелеными глазами.
Лена поймала себя на том, что ей не было страшно, а скорее интересно. У них был почти такой же разговор, как и когда-то с её отцом. Она узнала, чьи книги публикует отец. Узнала о миссии их рода. Об условии, которое нужно выполнить, чтобы получить доступ к тайнам мироздания.
— А можно я буду называть тебя Тедди? — спросила Лена. — Как мою куклу.
— Тедди… — повторила Азума. — Мне нравится, хорошо.
В этот момент дверь в комнату со скрипом открылась.
— С кем ты разговаривала, милая? — спросила мать.
— С Тедди, — ответила, не раздумывая, дочь.
— Да? Давно ты этого не делала.
— Ну и что, — сказал отец, — в этом нет ничего постыдного.
— А я и не говорила, что это постыдно, просто удивительно, — пожала плечами мать и направилась на кухню.
— Ладно, отдыхай, милая, — заговорщически подмигнул отец.
Как только дверь закрылась, Азума снова стала видимой.
— Наконец-то я тебя дождалась, — и в её изумрудных глазах заблестели искорки радости.