Мне так нравилось представлять, как мы старимся.
Как чаевничаем вечерами на теплой кухоньке.
И парок от чайника мягко так тянется,
и часы на стене — тик-так! — гулко ухают.
И наш кот, кажется, четвертый уже по счету,
— тоже старится, дремлет себе калачиком.
Он давно уже разлюбил всякую охоту
и не тащит мышей, не пугает нам наших мальчиков.
И они давно уже у нас сильные и взрослые.
И у них игрушки теперь другие — мущинские.
Это мы с тобой стали меньше. А они — вон какие рослые.
Это нам потолки высоки. А им — какие-то низкие.
Мне так нравились наши возможные шуточки
над твоей (иль моей) вставной челюстью…
— Дорогая, ты где? — Да я вот она, туточки…
И шаги мои тихим шорохом к тебе стелются…
…Света нет в прихожей моей опять — снова лампочку
погасила с утра. Зачем? Пусть старается…
А на полке у входа лежит, недвижима, твоя шапочка.
Это мы с ней вместе, одни, без тебя состаримся…