Мягкое, очень удобное кресло. Оно всегда так приятно и дружелюбно принимало его в свои объятия. Тонкой кожей, слегка при собранной в некоторых местах для орнамента, оно ласково касалось рук своими подлокотниками. Если можно сказать о неодушевленном предмете, как о человеке, то он бы назвал его своим другом. Много вечеров они проводили вместе, когда он вот так, вернувшись с работы, падал в него и иногда на долго замирал, погружаясь в свои, ни кому не ведомые, мысли. Казалось, что человек превращался в манекен, или восковую фигуру, или застывшую мумию. Но на самом деле все было иначе. К нему приходили… женщины. Странные женщины… Причем, они постоянно чередовались, но всегда приходили в одном и том же порядке.
-
Он знал, кто за кем придет. Он ждал их с нетерпением. Знал точно, безошибочно чувствовал, когда она появится. Каждый раз сердце резко замирало, будто зависало над огромной глубокой пропастью, а затем, когда ее ножка переступала границы его жилища, оно бешено срывалось вниз и летело ко всем чертям, перерывая вены, жилы и артерии.
-
Она даже не заходила, она проскальзывала в комнату, тихо и не спеша подходила к нему, останавливалась за спиной и опускала руки на глаза. Прозрачные розовые кисейные рукава ее платья щекотали виски. Тонкие длинные пальцы еле касаясь глаз, слегка прижимали ресницы к векам. Ноздри улавливали еле заметный чуть сладковатый запах лаванды. Она всегда пела тихим нежным голосом одну и ту же песню. Было невозможно разобрать слова, но ему казалось, что он знает их давно. Она убирала руки от его лица, и медленно перешагивая, выписывала замысловатые лабиринты в причудливом танце, но открывать глаза все равно не хотелось.
Он уже знал, что вся комната наполнялась розовым светом, предметы теряли свои контуры и приобретали легкое свечение. Мысли уносились куда-то далеко, далеко. Наступала легкая дрема.
Ее звали Грусть…
-
Ее подруга всегда приходила за ней следом. Иногда они даже сталкивались, касались руками друг друга, будто передавали эстафету. Она была не менее прекрасна, только атлас на ее стане отливал сиреневыми тонами, и взгляд ее был чуть проницательней, умные, добрые глаза смотрели спокойно, но отрешенно. К запаху лаванды примешался тонкий, горьковатый привкус миндаля.
Она легонько сжимала его виски в своих прохладных ладонях и на глазах выступали слезы. Не хотелось думать, не хотелось мечтать.
Что-то необъяснимое, непонятное и неразрешенное сжимало его сердце в такие минуты. На душе было спокойно, но пусто. Он пытался поймать ее руки, но она была неуловима.
Ее звали Печаль.
-
А когда комната погружалась в густой зеленый полумрак, откуда-то из глубины сумрака сверкали две изумрудные искорки. Медленно, как бы выплывая из звуков расколотых колоколов, появлялась третья сестра. Ее платье цвета пожухлой травы при прикосновениях покалывало и царапало шерстинками, источая запах сандала. Она обвивала своими руками-плетьми его шею, и увлекала за собой на танец по битому стеклу. В этот миг дышать становилось почти невозможно. Он задыхался, издавая протяжные завывающие звуки. Его тело ломало и крутило, руки не находили себе места, то взмывая вверх, как пламя свечи на ветру, то падая безвольно вниз, неукоснительно вторя ее движениям. Похоже, что душу сдавливают тиски, выжимая из нее последние капли жизни, и на кончике языка появлялся кислый привкус оскомы.
Ее звали Тоска.
-
Но, как всегда бывает, вдруг, резко обрывался этот культовый изжевывающий танец, и наступало озарение. Она входила, вернее сказать, она влетала, как белоснежное облачко. Бросалась к нему, крепко прижималась и замирала, как испуганный котенок. Белый шелк ее открытого платья, украшенного лебединым боа, холодил его грудь. Она была, как легкий ветерок с запахом фиалок и пачули, ее голосок заводил песенку журчания воды и переливов колокольчиков. Она легко касалась его глаз губами, и усталость и измотаность улетучивались. Сердце будто наполнялось живительной влагой. Откуда-то появлялись силы, губы расплывались в улыбке, а душа вырывалась наружу, взмывала жаворонком и тонкой натянутой струной ожидала чего-то неземного…
Ее звали Нежность.
-
И вот тогда только появлялась властная, слегка развязная, но уверенная в себе, длинноногая красавица. Ее бархатное платье с шальным разрезом и глубоким декольте на спине переливалось то густой лазурью, то малиновыми разводами. Казалось, что глаза ее брызжут искорками бенгальских огней. Рыжая копна кудрявых волос с одной стороны прихваченная заколкой, с другой рассыпалась по плечу, спадая каскадом на грудь. На нее не возможно было смотреть спокойно. Сердце бешенными скачками вырывалось из груди, готовое выпрыгнуть даже на шипы ее заточенных коготков. Голова наполнялась сладким и тягучим туманом. Приторный запах розового масла и корицы задурманивал мозги. Она впивалась в его губы, как вампир, спешащий до рассвета испить крови до дна. Вкус земляники и персика разливался во рту. Хотелось слиться в едином потоке…
Ее звали Страсть.
-
Но он ждал не их… С замиранием сердца, он каждый раз ожидал, что придет та… та, что приходила к нему только раз, всего один раз… Та, которая заставляла и плакать и смеяться одновременно, и грустить и радоваться, и от которой хотелось выть волком и заливаться соловьем. Хотелось совершать подвиги и прыгать через скамейки в парках, валяться на траве и летать по воздуху, хотелось свершать подвиги и доставать звезды. От которой вырастали крылья и озарялась душа.
Он ожидал Любовь…