В ноябре 1982 года, на осенних школьных каникулах, я был в Загорском детском доме для слепоглухонемых. Сижу себе однажды вечером, в воскресенье, в учительской, в кресле, с брайлевской книжкой на пузе дремлю. Вдруг подходит учительница физкультуры, Нина Александровна. Не на шутку взволнованная.
— Радж по детдому в одних трусах разгуливает, — говорит.
— И что?
— Объясни ему, что это нехорошо.
— А Вы думаете, он сам не понимает? Человеку пятнадцать лет.
— Но девочки смущаются…
— Он небось того и хочет… Чем объясняет своё поведение?
— Жарко.
Да, топили у нас в Детдоме так, что иной раз — не продохнуть.
— Что ж, пойдите ему навстречу.
— Как?
— Сдёрните трусы. Жарко же. Уверен, он тут же помчится в спальню за штанами.
Нина Александровна постояла с минуту передо мной молча — я был уверен на все сто процентов, что с разинутым ртом. Затем сложилась пополам от смеха — и ушла.
На следующий день я встретил Раджа в библиотеке детдома. Спросил, чего это он вчера без штанов разгуливал. Он смущённо засмеялся — и ничего не ответил. Что ли, выполнили мой совет? Или другой доходчивый способ нашли, как объяснить Раджу, что он ведёт себя нехорошо?
Не знаю. Но больше он так себя не вёл. Или, во всяком случае, до меня такие сведения не доходили.