Новостные ленты в моём «Фейсбуке» и «ВКонтакте» запестрили фотографиями из 90-х годов. Мои подружки выкладывают сканы первых цветных фоток, где чёлки-начёсы и чёлки-клумбы заливались сахарной водой, потому что на лак не было денег. Мальчики на этих фотографиях в одинаковых турецких свитерах, а девочки в юбках из старой колючей школьной формы. О, эти самиздатовские вещи! Недавно с одноклассницей вспоминали, как отцовские рубашки превращались в девичьи блузки путём вышивания цветочков на воротнике, как носили осеннюю обувь зимой и зверски мёрзли, а зимней обуви не предвиделось вовсе.
В нашей маргинальной школе, зажатой между болотистым карьером и зоной, через забор которой зеки перекидывали записочки, как-то сразу после начала перестройки повыбивали стёкла. Потом окна несколько лет были заколочены фанерой. Подростки, до которых стремительно нищавшим родителям не стало дела, колотили стёкла по всему родному микрорайону, в том числе и на нашей кухне. Родители, долго не получавшие своей врачебной зарплаты, заклеили дырку тетрадным листом. Так зиму и прожили.
На волне интернет-ностальгии по 90-м моя подруга вспомнила, как мама её осталась без работы и легла на диван страдать изо дня в день, отец уехал в деревню методично спиваться. Жила семья на бабушкину пенсию. Подруга училась в старшем классе, и не было надежды на появление к концу года выпускного платья. Но тут — о чудо! — случилась городская олимпиада по русскому языку, и она заняла первое место. Призом были деньги, на которые подруга купила ткань и туфли. С тех пор она не может расслабиться: и работает, и зарабатывает даже на выходных, даже когда больна или находится в отпуске по уходу за ребёнком. На все деньги покупает еду и шмотки, из-за чего не может который год избавиться от 20 лишних килограммов. А вещи прямо с этикетками раздаёт подругам. Носить их, кроме работы, всё равно некуда.
А ещё в 90-е была подростковая любовь. Был совершенно очаровательный белокурый мальчик с лицом юного Ленина на октябрятских звёздочках. Мы с ним через внутренний дворик школы пускали друг другу солнечных зайчиков. Вместе со старшим братом он круглый год ездил на велосипеде. У мамы, растившей пацанов в одиночестве, не было денег на проезд ребят в общественном транспорте. Потом, я слышала, он устроился работать в охранное агентство, ходил в чёрных водолазках и выглядел как бычара.
А я, перешивая очередное бабушкино платье во что-то, в чём можно было бы пойти в школу, мечтала о том, что стану журналистом, а ещё научусь хорошо шить.
С тех пор прошло 20 лет. Я стала журналистом и даже уже пошла на курсы кройки и шитья. Моя лучшая подруга очень хотела стать бухгалтером, но родители не смогли её обеспечивать во время учёбы в институте, так что она после школы работала на заводе сначала уборщицей, потом чертёжницей и училась заочно. Теперь она главный бухгалтер.
Совсем недавно я узнала, что мою первую любовь посадили на 13 лет в колонию строгого режима. Охранное агентство, куда он пошёл сразу после «путяги», было самой натуральной бандой. Он стал профессиональным убийцей. А моя одноклассница, которая собирала вокруг себя толпы пацанов и девчонок и участвовала во всех разборках между дворами, умерла в прошлом году от передоза. Её подруга спилась, ненадолго её пережив. Кем хотели стать эти люди в 90-х, когда им было по 15 лет? И были ли виноваты в их судьбе лихие годы?
Это я к тому, что от уродства фотографий из 90-х тошнит. От них веет нищетой и убогостью. В отличие от тех фотографий, что сделаны в 70-е, где народ группами выровнен, построен и одинаково строго смотрит в объектив. По фото 70-х видно, что в жизни этого народа есть порядок, расписание, стабильность. Но, честное слово, я признательна своей юности за то, что нас уже не выстраивали по линейке, отстали от нас со своей тухлой идеологией и мы могли быть собой со своими сахарными чёлками и турецкими свитерами. И у нашего поколения есть отличный навык — любую колючую униформу мы можем превратить в модную, яркую, а главное — индивидуальную вещь. И мы точно знаем, что любой колосс на глиняных ногах рано или поздно рухнет.