Там, за окном, в Михайловском саду
лишь снегири в суворовских мундирах,
два льва при них гуляют в командирах
с нашлепкой снега — здесь и на заду.
А дальше — заторошена Нева,
Карелия и Баренцева лужа,
откуда к нам приходит эта стужа,
что нашего основа естества.
Все, как задумал медный наш творец, —
у нас чем холоднее, тем интимней,
когда растаял Ледяной дворец,
мы навсегда другой воздвигли — Зимний.
И все же, откровенно говоря,
от оперного мерного прибоя
… показать весь текст …

Кошмаром арзамасским, нет, московским,
нет, питерским, распластанный ничком,
он думает, но только костным мозгом,
разжиженным от страха мозжечком.

Ребенку жалко собственного тела
слезинок, глазок, пальчиков, ногтей.
Он чувствует природу беспредела
природы, зачищающей людей.

Проходят годы. В полном камуфляже
приходит Август кончить старика,
но бывший мальчик не дрожит и даже
чему-то улыбается слегка.

***
Памяти B.C.

«Понимаю — ярмо, голодуха,
тыщу лет демократии нет,
но худого российского духа
не терплю," — говорил мне поэт.
«Эти дождички, эти берёзы,
эти охи по части могил," —
и поэт с выраженьем угрозы
свои тонкие губы кривил.
И ещё он сказал, распаляясь:
«Не люблю этих пьяных ночей,
покаянную искренность пьяниц,
… показать весь текст …

***
Памяти Ю.Р.

Он говорил: А это базилик.
И с грядки на английскую тарелку —
румяную редиску, лука стрелку.
И пёс вихлялся, вывалив язык.
Он по-простому звал меня Алёха.
«Давай еще. По-русски. Под пейзаж.»
Нам стало хорошо. Нам стало плохо.
Залив был Финский. Это значит наш.

О родина с великой буквы Р,
вернее, С, вернее ъ несносный,
… показать весь текст …

Писать трудно всем, кроме халтурщиков и графоманов.
Обильно пишут те, для кого художество есть средство поиска и утверждение истины — в обществе, в истории, в самом себе. Те же, для кого цель художества — художество, пишут скупо. Первый — достоевско-толстовский тип писателя — основной в русской литературе, второй — флоберовский — относительно редок.