Она вошла, отставила косу
И капюшон откинула небрежно,
С плаща стряхнула слезы и надежды,
Держа подол кровавый на весу.
Мне стало как-то вдруг не по себе,
Я в угол вжался, двинуться не смея
И от картины странной холодея,
Искал ошибку смертную в судьбе.
— Да не трясись ты, — голос прозвучал, —
Не за тобой я, сядь ко мне поближе…
А той порою солнце стало ниже,
Чем горизонта хвойного оскал.
Я, поборов свой страх, шагнул вперед
И покормил огонь за теплой дверцей,
Но все равно так часто билось сердце,
Не веря в то, что новый день придет.
Стол был для чая позднего накрыт.
Ей предложил — она не отказалась.
Казалось, даже, что чуть-чуть стеснялась
За свой немного затрапезный вид.
Глоток, другой — и разлилось тепло,
Волна покоя с головой накрыла.
А гостья все о чем-то говорила,
Смотря куда-то вдаль через окно.
Она стенала: — Не с кем поболтать,
А так порой бывает одиноко,
Но страх того, что позову далёко,
Внушает мысли от меня бежать.
Я возразил — мол, в том не их вина,
И если честно я их понимаю…
— Меня боятся, я об этом знаю,
Такая роль уж мне отведена.
Но не всегда я рано прихожу,
Иной меня заждаться успевает
И с неподдельной радостью встречает,
С такой, что я и слов не нахожу.
Шальной рассвет лучами заиграл.
Ночь напролет мы с ней проговорили,
Жизнь обсуждали, спорили, шутили,
Но уходить, сказала, час настал.
Я провожал её почти в бреду.
Косу взяла и плащ свой не забыла.
— Давно ни с кем я так не говорила.
Прощай, теперь не скоро я приду.