Его связь с Мари была предсказуема, но спонтанна, он встречал ее у запущенного фонтана и вел в мутный паб на углу Тьери. Там поил ее дорогим, но жалким, с замиранием просил счет, подолгу перебирал бумажки, совал служанке и говорил себе: «Не ори!». Мари то хихикала, то стенала, но неизменно ей было мало этих дешевых доз для того, чтобы с ним пойти. Ей не хватало ни воли, ни алкоголя, в ее слезах практически не осталось соли — она никак не могла очнуться и враз от него уйти. Когда блеклое утро полоскало рассвет в стакане, он хватал ее руки, прятал в своем кармане, крепко сжимал за талию и выводил на снег. Мари едва на ногах стояла, вспоминала Италию, умоляла, временами нестройный шаг ее превращался в бег. Она не хотела под ним лежать, противилась, ежилась, испепеляла: пока он был в ней, Она как будто бы удалялась, а после брезгливо морщилась, возвращалась и повторяла: «Ну что ты за человек?». Он ведь знал, что они не протянут вместе: эта связь замешана на грошовом тесте, он мечтал о тихой, глухой невесте — Мари просто не знала, чем бы себя добить. Она не чуяла твердь ногами, исчезала внезапно петляющими шагами, подолгу кричала, разговаривала с Богами: просила, чтоб научили ее любить.

Его связь с Мари была проклята изначально: Она гуляет над облаками, месит грехи свои огромными сапогами, силится вспомнить, как выжгла Его внутри. Он кричит во сне невозможными голосами, путает шелковые подушки с ее волосами, тащит другую нА угол их Тьери. Ее зовут Клер, она ожоги его врачует — он больше не поминает свою Мари.