-- Слушай, ты не знаешь… Сына ищу я здесь. Танкист он.
-- Как зовут?
-- Махарашвили. Годердзи.
-- Как?
-- Годердзи. Махарашвили.
-- Нет, такого не знаю.
-- Нет, да?..
-- Нет.
-- Красивый он такой.
-- Мы все, отец, красивые.
-- Да, правильно…
Фильм Резо Чхеидзе. Отец солдата.
Не могу об этом фильме написать как обычно «История одного шедевра».Это совсем не шедевр. Это Жизнь и История. Жизнь Человека. Жизнь Отца. Жизнь всего народа… Обычных людей. Разной национальности и одной большой Человечности…
Светлой памяти всех сыновей, мужей и отцов… Всех…
Реваз Давидович, обладающий самыми высокими титулами и званиями в кинематографе, живет в Тбилиси в старинном доме на улице Палиашвили. Солнечные зайчики играют на многочисленных фотографиях, выставленных в книжном шкафу. С одной из них улыбается Софико Чиаурели, рядом — снимок режиссера и сценариста Тенгиза Абуладзе. Тут же на полке стоит карточка с угольщиком из «Лурдже Магданы», которого сыграл Акакия Кванталиани. На стене — снимки из фильмов «Саженцы», «Житие Дон Кихота и Санчо». Но больше всего в кабинете у батоно Резо фотографий актера Серго Закариадзе — «отца солдата» с перекинутым через плечо хуржином, с самокруткой на привале, с умирающим на руках сыном.
— Как было не снять картину о национальной трагедии?! — восклицает горячо хозяин. — В Грузии воевал каждый четвертый, а погиб — каждый второй из ушедших на фронт.
Над фильмом, завоевавшим множество премий и наград, Резо Чхеидзе начал работать в 1961 году.
— Однажды на съемки картины «Морская тропа» мой друг по ВГИКу Сулико Жгенти принес наброски сценария. В троллейбусе я развернул скрученный свиток бумаги, дай, думаю, бегло просмотрю либретто, выполню долг перед товарищем. Но, прочитав первые страницы, я уже не мог оторваться от текста. Не знаю, сколько рейсов из одного конца Тбилиси в другой сделал троллейбус, но сошел я, только когда дочитал сценарий до конца. Оставшись на дороге, я долго стоял на месте. Все мысли были о старике-крестьянине, который отправляется повидать в госпитале своего сына и волею судьбы становится солдатом.
Резо Чхеидзе точно знал, как должен выглядеть главный герой: былинный старик с мощным торсом и мощными шагами, уверенный, сильный, обладающий юмором и теплотой в глазах.
Знал режиссер и актера, который очень вдохновенно может исполнить роль отца солдата.
— Придя на следующий день на киностудию, я поспешил в гримерку к Серго Закариадзе, — продолжает рассказывать хозяин. — Маститый актер сидел перед зеркалом и накладывал бакенбарды. Все в павильоне знали: когда Серго готовится к съемкам, к нему лучше не подходить, может и обругать ненароком… И вот я сажусь рядом и начинаю рассказывать о старике — отце солдата, образ которого достаточно колоритно описал Сулико Жгенти. Смотрю, Серго перестал гримироваться и весь обратился в слух. А вскоре я заметил в его глазах слезы. Я понял, что он будет сниматься у нас в картине!
Но руководство киностудии внезапно выступило против участия народного артиста СССР Закариадзе в фильме, сославшись на то, что видят Серго в большей степени как театрального актера. Резо Чхеидзе пришлось долго и упорно отстаивать его кандидатуру.
Поддержал режиссера и сценарист. Сулико Жгенти настаивал, что Закариадзе очень похож на своего прототипа — пожилого солдата, с которого он списал своего героя.
Сулико рассказал о сослуживце — бодбисхевском колхознике, который воевал с ним в одной части. Несмотря на годы, старик обладал недюжинной силой. Жалея молоденьких солдат, он забирал у них пулемет и нес его несколько километров на плечах. В дивизии он был всеобщим любимцем. Солдатам старик заменил отца, случалось, заслонял вчерашних мальчишек от пуль. Автор сценария сохранил главному герою его подлинное имя — Георгий Махарашвили.
Вспоминал автор сценария, как весной 42-го у Новороссийска спавших в блиндаже бойцов разбудили звуки грузинской мелодии: пел Георгий Махарашвили. Взрыхляя штыком землю, он сеял пшеницу. Солдаты с удивлением смотрели на своего однополчанина. «Весна идет, весна…» — пел старик, никого не замечая.
Опекал Георгий и самого Сулико Жгенти, который в 16 лет ушел на фронт добровольцем. Воевал малец в морских десантных частях, был ранен и награжден четырьмя медалями. Получив весточку о том, что сын находится в госпитале, отец отправился навестить Сулико, но не застал его в лазарете. Эта реальная история и легла в основу сценария фильма.
«Эту картину Советская Армия смотреть не будет»…
Военным консультантом на картине был 75-летний генерал-лейтенант Иван Владимиров.
— Он был артиллеристом, воевал на Третьем Прибалтийском фронте, а потом десять лет отсидел в лагерях. До мелочей знавший военное дело, Иван Васильевич настоял, чтобы съемки проходили в 90 километрах от Москвы, в Наро-Фоминском районе, где проходила линия фронта.
— Многие из нашей съемочной группы воевали: Сулико Жгенти сражался на Северном Кавказе и в Крыму, операторы Арчил Филипашвили — в Керчи, Лев Сухов — на Украине.
Бюджет фильма составлял 360 тысяч рублей. Батальные сцены требовали больших расходов, денег не хватало. Съемочная группа могла и вовсе вылететь в трубу, если бы на помощь не пришел «Мосфильм».
— Нам помогли с реквизитом, и мы стали основательно «вооружаться», — продолжает рассказывать Резо Чхеидзе.
Московский военный округ безвозмездно предоставил армейские подразделения для массовки и военную технику для съемок. «Немецкую натуру» снимали в окрестностях Риги и Калининграда — бывшего Кенигсберга.
— В северных краях для сцены, когда танки разворачиваются и идут прямо по кустам виноградника, мы никак не могли найти лозы винограда. И вот кто-то из биологов посоветовал нам обратиться к одному селекционеру, который у себя в загородном доме выращивает специальный морозостойкий сорт винограда. Приехали мы к ученому, он категорически заявил: «Не дам лозы». Только когда Серго рассказали сюжет фильма, из уважения к главному герою — Георгию Махарашвили — он решил «провести внеплановую обрезку виноградника».
В съемочной группе знали: Закариадзе хотел, чтобы его герой как можно больше находился на экране. В сцене, где он с другими солдатами ползет по-пластунски, актер пропахал землю на животе с такой скоростью, что оказался первым у камеры, и закричал «ура!» прямо в объектив. А ведь вместе с ним ползли молодые тренированные спецназовцы, а актеру было уже за пятьдесят.
— Когда съемки закончились, Серго очень горевал, — откровенничает режиссер. — Ему жалко было расставаться с полюбившимся образом Георгия Махарашвили.
Ревазу Давидовичу же печалиться было некогда: когда фильм выходил из лаборатории, у него родилась дочь Хатуна. Режиссер разрывался между производственным зданием и больницей. А при сдаче фильма в прокат вдруг возникли сложности. Министр кинематографии Романов вынес вердикт: «Эту картину Советская Армия смотреть не будет».
— Спор разгорелся из-за эпизода, где солдат Георгий Махарашвили бьет офицера, который танком переезжает виноградные лозы, — объясняет режиссер. — Романов усмотрел в этом нарушение армейского устава. Через несколько дней мы показывали фильм в Министерстве обороны. Военные очень эмоционально реагировали на кадры картины: громко хлопали, смахивая слезы. В фойе после просмотра они цитировали Георгия Махарашвили: «Никто не может научить меня воевать. Мой отец — воевал, его отец — воевал, его, его, его отец — воевал…»
Начальник политуправления армии генерал Востоков подошел ко мне после просмотра: «Ваш министр ничего не понял. Это не солдат наказывает офицера, а отец воспитывает танкиста, годящегося ему в сыновья, беречь все живое, в том числе виноград!»
Так картина с легкой руки генерала Востокова вышла на экраны в полном объеме. Несмотря на экономию, бюджетных денег не хватило, у нас случился перерасход, за что мы были наказаны: на студии фильму присвоили третью категорию.
«Негативы смыли: киностудия должна была сдавать государству норму серебра»
Премьера фильма состоялась во Дворце пионеров в Тбилиси.
Увидев, как сопереживают зрители героям, съемочная группа поняла: картина удалась. На широком экране фильм впервые показали 9 мая 1965 года. В финале, когда Георгий держит на руках смертельно раненного Годердзи и говорит: «Как ты вырос, сынок мой! Какой стал большой! Матери твоей что сказать?» — весь зал плакал навзрыд. Картина имела успех не только в Советском Союзе, но и за рубежом, получила несколько наград, в том числе и премию «Капитолийский Юпитер».
— Помню, после демонстрации фильма к нам подошел русский рядовой солдат, выросший в детдоме, и сказал: «Я хотел бы иметь такого грузинского отца». Обсуждая фильм в Доме кино, Сергей Герасимов сказал: «Я еще раз убедился, что грузины рождаются с киноаппаратом в руке»…
Всесоюзная слава к Серго Закариадзе пришла только в пятьдесят шесть лет. За лучшую мужскую роль в фильме «Отец солдата» он получил несколько престижных призов. Военнослужащие из армии мешками присылали ему письма, матери прямо на улице подходили с вопросами, как воспитать сына настоящим мужчиной и героем.
— Помню, приехали мы из Японии, зашли в гостиницу «Москва», где увидели табличку «Мест нет». Пробовали поговорить с администратором, а она даже головы не подняла. Тогда Серго, как его герой, старик Махарашвили, говорит: «Ездили поездом, ходили пешком…» Женщина тут же выскочила из-за стойки с криками: «Закариадзе!» Она узнала актера по интонации в голосе, и место в гостинице для нас сразу нашлось.
Реваз Давидович где бы ни появился, слышал: «Спасибо, батоно Резо, за фильм!» А Серго Закариадзе всесоюзная слава грела только шесть лет. В 1971 году актера не стало. Последней его ролью в кино стал маршал Блюхер в картине «Ватерлоо». Панихида проходила в Театре Руставели. Когда пограничники внесли в зал венок с лентой «Отцу солдата от его сыновей», никто из присутствующих не мог сдержать слез. Похоронили актера в Тбилиси, на горе Мтацминда, в Пантеоне.
— После смерти Серго я хотел смонтировать и выпустить второй вариант картины, включив в него все нарезы, которые из-за большого объема материала не вошли в фильм. И тут выяснилось, что негативы не сохранились. Через несколько месяцев после выхода картины на экраны они смывались, потому что содержали серебро. Каждая киностудия ежегодно должна была сдавать государству определенную норму серебра…
Памятник Георгию Махарашвили — Отцу солдата, стоит в его родной деревне, в Кахетии. Только лицо у него — лицо Серго Закариадзе.
Простой кахетинский виноградарь, мудрый старик, отлитый в меди, возвратился навсегда на родную землю. Плащ и шлем погибшего сына держит он в руках. У ног 15-метрового великана стоят четыре бастиона — по количеству лет войны, по обеим сторонам — Стена Памяти и Стена Вечности, на которых высечены имена всех кахетинцев, погибших в годы Великой Отечественной войны, а в центре — Вечный огонь.
Внизу на барельефе выбили имена всех жителей сел района, которые не вернулись с войны. В списке почти половина из них носит фамилию Махарашвили.
Уменьшенная копия медной скульптуры стоит у Резо Чхеидзе в кабинете. Режиссер снял более двух десятков фильмов, написал дюжину сценариев, а самой любимой у зрителей так и остается картина «Отец солдата».
Уже два года нет с нами Резо Чхеидзе…
Но есть и будет его «Отец солдата»…
ИсторияОдногоШедевра