Ты выслушай, а там уж верь не верь:
пригнав к подъезду траурные дроги,
сегодня Смерть в мою стучалась дверь.
Я дверь открыл — и замер на пороге.
Кружила замять снежную пыльцу,
и белой глади не было предела.
Стоял февраль. И в нем, лицо к лицу,
стояла Смерть. И мне в глаза глядела.
Все это чушь — оскал, коса, скелет —
она для тех, кто костен и ригиден.
Смерть — это дама очень средних лет
в довольно респектабельном прикиде.
Она сказала:"Я уже стара,
чтобы плутать между словесных просек,
я за тобой. Пора, мой друг, пора.
Ну согласись «покоя сердце просит».
Пред ней не егозя, не семеня,
я побелел от бешенства. Короче,
отвык я, чтоб решали за меня,
что мне пора, а что еще не очень.
В предчувствии грядущей темноты,
прощально вперясь в дымку снежной пыли,
я так сказал:"С каких мы пор на ты?
На брудершафт мы, вроде бы, не пили."
Смерть, хохотнув, ответила:"Увы,
у нас, дружок, нет времени на споры.
Смущает «ты»? Давай, дружок, на «Вы».
Итак, дружок, Вам пять минут на сборы.
И вот тогда, отдернув свитерок,
не дожидаясь слов «поторопись-ка»,
я так сказал:"Позвольте ордерок
на мой арест без права переписки."
Среди словесной высохшей лузги
придумавшему это слово — орден!
Короче — я запудрил ей мозги
убийственным для Смерти словом «ордер».
Она ж привыкла попросту, ко всем,
без документов, в двери — и по морде!
А тут облом: чудак на букву «М»
ей заявляет: «Предъявите ордер!»
И сразу став растерянно-земной,
чья мощь былая обратилась в силос,
засуетилась Смерть передо мной,
мне объяснить про ордер что-то силясь.
Но я, непрошибаем, как стена,
сказал ей грубо, но по сути верно:
«Нет ордера? Тогда пошла ты на…»
Она пошла. За ордером, наверно.