Актёрские байки: забавные случаи из жизни Александра Ширвиндта

Режиссёр Марк Захаров часто становился свидетелем того, как Ширвиндт доводил хохочущих над его шутками людей до полуобморочного состояния — он мог импровизировать долго и всегда с неизменным эффектом: люди смеялись до слёз. Захаров говорит, что случайно брошенные фразы Ширвиндта можно потом рассказывать, как анекдоты. Сами они тоже часто становились героями таких анекдотов, которые, впрочем, не всем казались смешными. Когда их друг Андрей Миронов женился на Екатерине Градовой, Захаров и Ширвиндт подбросили в чемоданы молодожёнов, отправляющихся в свадебное путешествие в Ленинград, кирпичи и портрет Ленина, и с нескрываемой радостью следили за тем, как Миронов с большим трудом втаскивает чемоданы в купе. Миронов шутку оценил, а вот его жена была не в восторге.

Когда Андрей Миронов женился на Ларисе Голубкиной, друзья опять преподнесли ему оригинальный свадебный подарок. Марк Захаров вспоминает: «Я как раз вычитал у одного классика, что американские ковбои всегда долго готовились к шуткам в брачную ночь любимого друга. Мы специально не готовились, но довольно большой компанией отправились ночью на автомобиле в сторону дачи, где уединились Андрей с Ларисой. Сначала мы осторожно изображали ночные привидения, с воем ходящие вокруг дома с погашенными окнами. Когда пришло физическое утомление без всяких видимых изменений на даче, Ширвиндт проявил огромную, незабываемую на всю оставшуюся мою жизнь изобретательность. Он неслышно влез через окно в спальню и укусил Ларису Ивановну за пятку. Ларисе Ивановне это почему-то страшно не понравилось. Почему — для меня загадка…».

Известный «банный эпизод» культового фильма «Ирония судьбы или С лёгким паром» снимался ночью в холодном коридоре «Мосфильма», как раз накануне дня рождения одного из его участников -- Александра Ширвиндта. И вспоминает он об этом с огромнейшим удовольствием.
«Для согреву в „холодном подземелье“ и пущей „жизненности“ сцены все мы (Андрей Мягков, Георгий Бурков и Александр Белявский) пронесли с собой на съёмку по пол-литра и подменили ими реквизиторские бутылки с водой. Надо заметить, что пиво по замыслу режиссёра было не бутафорское, а настоящее и даже неразбавленное. Сняв первый дубль и ощутив неслыханный творческий подъём, мы потребовали второго дубля, совершенно забыв, что при питье разных напитков ни в коем случае нельзя занижать градус. Надо ли говорить, что мы не просто захмелели… После третьего дубля Эльдар Рязанов учуял неладное -- не учуять было практически невозможно. Раздражение и ярость режиссёра не смог бы описать никто.
На следующий день все, „почти свеженькие“, явились на повторную съёмку, и до её начала были подвергнуты тщательному „таможенному досмотру“. Для верности Эльдар Александрович ещё раз откупорил все реквизиторские водочные бутылки и с пристрастием нюхал содержимое, дабы самолично убедиться, что там вода и никто его не водит за нос. А во время съёмки мы старались вовсю: шумели, орали, шатались -- делали всё возможное, чтобы искупить вину и ублажить режиссёра. „Стоп! Снято!“ -- прозвучал наконец под утро усталый, но, как всем показалось, довольный голос Рязанова, что дало нам силы подойти к нему и робко намекнуть, что по нашему просвещённому мнению, материал, снятый вчера и сегодня, не смонтируется, ибо вчера был пир естественности, а сегодня потуги актёрского мастерства. Тот ответил, что ему, наконец-то, предоставится случай проверить, с какими артистами он имеет дело, ибо иначе проще было бы взять на эти роли людей под забором.
Мы виновато удалились. А в картину таки вошли кадры, снятые в первую ночь!»

Подобным же образом актёры грелись на съёмках фильма «Трое в лодке, не считая собаки»: приходилось часами сидеть в лодке в купальных костюмах, фильм снимали ближе к осени, Ширвиндт, Державин и Миронов постоянно мёрзли. В воде за лодкой актёров страховали водолазы, поставлявшие им согревающие напитки. Водку переливали в медный чайник и попивали из носика, убеждая режиссёра Наума Бирмана в том, что греются кипячёной водой.

Курьёзы случались и во время спектаклей. Однажды Ширвиндт играл роль пожилого повесы, который всю ночь водил по злачным местам сына своей любовницы и в результате его где-то потерял. Дама набрасывалась на него с обвинениями, её монолог заканчивался словами: «Где мой сын?». Актриса оговорилась и произнесла: «Где мой сыр?». С присущей ему невозмутимостью Ширвиндт без промедления ответил: «Я его съел!».

За эту невозмутимость Андрей Миронов назвал друга «Железной маской». Чтобы наконец вызвать у него удивление, друзья решили разыграть Ширвиндта. Марк Захаров и Андрей Миронов проводили его на вокзал — он уезжал на съёмки в Харьков, а потом взяли билеты на самолёт и прибыли туда раньше него. Но на лице Ширвиндта по-прежнему не было никаких эмоций. Он только проронил: «Хорошо!». А позже признался Захарову: «Когда утром услышал ваши голоса, всё-таки подумал про себя страшное: пить надо меньше».

ИСКУССТВО ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

Рассказывает Александр Ширвинд: «Однажды я чуть не убил Михаила Ульянова! Но не по злому умыслу, конечно, а по глупости. Мне как статисту поручили вынести на сцену меч и положить его под камень. По действию спектакля „Антоний и Клеопатра“ Антоний-Ульянов должен на авансцене, опершись на рукоятку, всем телом упасть на картонный меч, который благополучно складывался. А мне вместо картонного студенты-шутники подсунули настоящий, я и положил его в условленное место. Когда Антоний вытащил из-под камня орудие самоубийства, он побледнел: в его руках сверкал сталью булатный меч. Что делать? Умирать-то надо! Он долго устраивался, припадая боком к мечу, потом, вместо звериного вопля сказав: „Ой!“, неловко завалился, отставив меч на безопасное расстояние. Вычислили меня по программке помрежа, где было написано: „Ширвиндт выносит меч“. Но я же не хотел смерти Михаила Александровича! Меня просто разыграли…»