Если нет нездоровой атмосферы, значит, ее нужно создавать, что, видимо, не очень получается — никак не возникает у людей комплекса неполноценности, ущербности. Но работа в этом русле целенаправленно ведется. Самое главное — ломается архетип социальной справедливости. Помните, лет восемь назад по телевизору шла абсолютно подлая передача «Слабое звено», суть которой — «вырубить» самого сильного. Мне однажды эти вещи объяснял один ЦРУ-шник, когда я в последний раз преподавал в Штатах. Он представлялся юристом, имел юридическую фирму, работавшую в России и Америке. Был человеком умным, очень информированным — у него «торчали ЦРУ-шные уши». Он особо и не скрывал, что является специфическим юристом. Американец утверждал, что приемы манипулирования людьми, отработанные на западном материале, начиная от компьютерных «стрелялок» и заканчивая сериалами, не срабатывают в России, потому что специфическая смеховая культура России сильно мешает воздействию западной пропаганды (считаю, что он это очень верно эмпирически вывел самостоятельно, а не по работам культурологов). На Западе если страшно, то не смешно, если смешно, то не страшно. По русской традиции (Гоголь, русские народные сказки) может быть смешно и страшно одновременно: у нас все «выворачивается», во всем появляется что-то смешное. Даже в русской порнографии, в отличие, скажем, от немецкой, присутствует юмористический момент.

Смеховая культура блокирует «стрелялки» и то, что показывает Малахов. Но работа в этом направлении ведется непрерывно — например, когда мне показывают женщину, у которой сгорели дети, и пытаются сказать, что это норма, это деклассированные, десоциализованные люди. На кого это действует? В первую очередь, на нашу либеральную интеллигенцию, которая в это хочет верить. По многим своим знакомым я вижу одну из специфических черт нашей либеральной интеллигенции — нелюбовь к русской жизни, боязнь ее как некой иррациональности. Часто это идет с детства: вышел из дома на улицу с бутербродом — «получил в ухо» — и на всю жизнь невзлюбил улицу. Я сознательно низвожу все до примитивного уровня, но могу утверждать, что в основе неприятия советского общества нашей либеральной интеллигенцией, насколько я помню по разговорам с нашими полудиссидентами, лежало неприятие русского стиля, русского образа жизни. У меня есть знакомая, эдакая проНАТОвка, которой хочется, чтобы у нас было как в Америке. Но 90% общества не желает так жить. Она относит себя к оставшимся 10-ти. Я бы ей рекомендовал ехать туда и жить там.