Они были странной парой и одним только своим появлением вызывали смесь разнородных чувств — от удивления до неприятного ощущения брезгливости и отвращения. Каждое утро они поднимались из своего подвала и медленно шли через заброшенный дворик на окраине города.
Он отправлялся на работу, как он это называл, а она неизменно шла рядом и провожала его до самого железнодорожного переезда. Там они прощались и он, смешно подпрыгивая и перескакивая через рельсы, направлялся в сторону вокзала их небольшого провинциального городка.
Там он садился в первую электричку и, проходя по вагонам, заводил свою неизменную, нудную историю, каждый раз разную — про несчастную судьбу, про больную жену, про голодных малолетних детей, про сгоревший дом. Да, мало ли, что ещё может придумать воспалённый мозг, больного алкоголизмом человека…
А она не уходила до тех пор, пока неуклюжая фигура не становилась совсем крохотной и не скрывалась из виду, и всё смотрела ей вслед немигающим взглядом своих больших голубых глаз.
Он уже и не помнил, когда она появилась в его подвале, где он жил последнее время. Она вошла настолько тихо, что он невольно вздрогнул и чертыхнулся, как только она молча села рядом. Он покосился в её сторону, а она вела себя так, как будто всё здесь принадлежало ей одной, в том числе и он.
По-хозяйски окинув взглядом незамысловатую обстановку, она заметила единственную ценную вещь, представлявшую для неё хоть какой-нибудь интерес. В углу, возле большой стопки картона и сваленных в кучу тряпок, стояло кресло с красиво изогнутыми ножками, с обивкой из красного, местами потёртого велюра. Да, поистине царская вещь, достойная королевы! И она, как настоящая королева, тут же заняла свой трон.
По её взгляду, не терпящему возражения, он понял, что отныне это кресло принадлежит только ей. «Да, ладно!"-подумал он и только махнул рукой. Это кресло он умудрился стянуть буквально из-под носа у зазевавшихся жильцов с первого этажа, когда те, занимаясь переездом в новый дом, зачем-то поднялись вместе с грузчиками обратно в квартиру.
Эта вещь была предметом его особой гордости. Часто, сидя в нём вечерами и затягиваясь дешёвым папиросным дымом, он воображал себя этаким старым профессором на пенсии, любующимся морским закатом у себя дома на террасе.
А теперь его заняла она и настолько гармонично в нём смотрелась, что он, с удивительной для себя готовностью, уступил. А она, действительно, была хороша, насколько он успел её рассмотреть. Особенно его поразил её взгляд. Она умела смотреть так, что по коже бежали мурашки.
Он молча оторвал шмат колбасы, положил его на кусок свежего батона и протянул ей. Она была голодна, но её природная гордость не позволила ей тут же с жадностью наброситься, на столь любезно предложенное угощение. Она ещё помедлила несколько секунд и потом, будто нехотя, неторопливо принялась за еду.
Когда он устраивался на ночлег, соорудив себе из картона и тряпок какое-то подобие кровати, неожиданно для себя вдруг ощутил рядом тепло. Она прижималась к его боку и молча тёрлась об его плечо. Как она могла ещё отблагодарить его за проявленное гостеприимство? Он повернулся. «Моя королева!» — подумал он и с блаженной улыбкой обнял её…
С той поры они всегда и везде были вместе. Она провожала его утром, а вечером с восторгом бросалась ему навстречу. А он ещё никогда так не спешил к себе «домой», как сейчас, где его ждала ОНА, его Королева! Он радовался как ребёнок, наблюдая, как она уплетает так полюбившиеся ей бисквиты.
А потом она позволяла ему сесть в «её» кресло, сама забиралась к нему на колени, долго тёрлась об его обветренную щёку или тыкалась носом в шею. А он осторожно прижимал её к себе и бережно гладил своей закорузлой ладонью.
Это были их самые счастливые минуты! И столько нежности вдруг просыпалось в его огрубевшем сердце. А она ещё никогда не чувствовала себя такой защищённой, как с ним.
А однажды он не вернулся. И она всю ночь не могла сомкнуть глаз, не находила себе места и постоянно беспокойно выбегала на улицу, всматриваясь своим немигающим взглядом в ночную даль, всё надеясь увидеть неуклюжую, но такую любимую фигуру.
Он вернулся только под утро, надсадно кашляя и держась рукой за грудь. «Моя королева!» — он пытался изобразить улыбку, на искажённом от боли лице. А она совсем потеряла голову от счастья и всё крутилась вокруг него, не зная как ему угодить. Он её не бросил! Он её помнил! Он к ней спешил!
«Сейчас, сейчас!» — он достал из внутреннего кармана старой, поношенной куртки смятый пакет с раскрошенным бисквитом. Она всё не могла успокоиться от радости, что он рядом. А он только отворачивал своё лицо от её бурных ласк.
Лёжа этой ночью на мёрзлой земле, избитый и ограбленный местной шпаной, он жил только мыслью о том, что там его ждёт ОНА, его Королева, и он не может не прийти, не может её обмануть!
Несколько дней он метался в горячечном бреду, а она как могла старалась его согреть, пока однажды утром он не затих…
— Развелось тут бомжей, куда только коммунальщики смотрят? Заколотить давно пора эти подвалы, — ворчал старый санитар, закатывая носилки с телом, в вызванную участковым труповозку.
— Глянь, а она хороша! Может возьмём её с собой? — подмигнул молоденький водитель, кивая головой на кошку, наблюдавшую за ними.
— Да куда её, холеру? Она ж, наверняка, блохастая, да ещё небось и лишайная! — в сердцах сплюнул в сторону санитар, — Давай, поехали!
Всё это время она сидела в стороне, смотрела своим немигающим взглядом и её сердце разрывалось от боли.
Люди… Что они могли знать?
Она была его последней любовью. А он был её единственным хозяином, которого она выбрала себе сама …