Бывало, в детстве я в чулан залезу…

Бывало, в детстве я в чулан залезу,
Где сладко пахнет редькою в меду,
И в сундучке, окованном железом,
Рабочий ящик бабушки найду.
В нём был тяжелый запах нафталина
И множество диковинных вещиц:
Старинный веер из хвоста павлина,
Две сотни пуговиц и связка спиц.
Я там нашёл пластинку граммофона,
Что, видно, модной некогда была,
И крестик кипарисовый с Афона,
Что, верно, приживалка привезла.
Я там нашёл кавказский пояс узкий,
Кольцо, бумаги пожелтевшей десть,
Письмо, написанное по-французски,
Которое я не сумел прочесть.
И в уголку нашёл за ними следом
Колоду бархатных венгерских карт,
Наверное, отобранных у деда:
Его губили щедрость и азарт.
Я там нашёл мундштук, зашитый в замшу,
На нём искусно вырезан медведь.
Судьба превратна: дед скончался раньше,
Чем тот мундштук успел порозоветь.
Кольцо с дешёвым камушком — для няни,
Таблетки для приёма перед сном,
Искусственные зубы, что в стакане
Покоились на столике ночном.
Два вышитые бисером кисета,
Гравюр старинных жёлтые листы,
Китовый ус из старого корсета, —
Покойница стыдилась полноты.
Тетрадка поварских рецептов старых,
Как печь фриштык, как сдобрить калачи,
И лентой перевязанный огарок
Её венчальной свадебной свечи.
Да в уголку за этою тетрадкой
Нечаянно наткнуться мне пришлось
На бережно завернутую прядку
Кудрявых детских золотых волос.
Что говорить, — неважное наследство,
Кому он нужен, этот вздор смешной?
Но чья-то жизнь — от дней златого детства
До старости прошла передо мной.
И в сердце нету места укоризне,
И замирает на губах укор:
Пройдёт полвека — и от нашей жизни
Останется такой же пёстрый сор!

1945