…Чем бы ты ни жил, все равно это — Жизнь. И надо помнить об этом, когда встречаешь бывшего одноклассника и он говорит: «Так вот, в нашей последней экспедиции на Конго…» — или другого, который говорит: «Что ты, у меня жена-красавица и трое ребятишек, такие…» Ты должен помнить об этом…

Пока человек не готов услышать, пока в нем самом не созреет вопрос, жажда ответа, жажда действия, изменений, шага — толку все равно не будет. Когда же это произойдет — самое простое слово может запустить машину.

Мари с удивлением смотрела на невысокую полную старушку в ситцевом платье и в тапочках, с шалью на плечах и в очках, низко сидящих на носу.
-Неподходящий образ для знаменитой писательницы, верно?-поинтересовалась Берта Мур.-Наверное, вы думали увидеть шикарно одетую женщину с непревзойденной прической и на каблуках, но, дорогая моя, никогда не любила стереотипы,-добавила она, приглашая девушку сесть.-Да, сначала я старалась оправдать ожидания толпы, ходила на всякие мероприятия, светские вечеринки, званые ужины, а потом вдруг подумала:"Да зачем мне все это?"

Если сильно любишь, становишься достаточно уязвимым. Любящий человек, очень многое не замечает, или же замечает, но придаёт этому совершенно другое значение. И это, к сожалению, неизбежные издержки большой любви… Найти в себе мудрость оптимально дозировать это великое чувство — всё равно, что открыть наполовину шире глаза или услышать окружающий мир на порядок громче… Но это понимание, приходит к нам с опытом, причём обязательно и исключительно только со СВОИМ… Сколько бы нам не рассказывали, что бы мы не читали (в том числе и эти строки), но если своим сердечком не прошлись по напильнику любовных перипетий, если не оказывались в роли наказанного этой самой НЕВЕРОЯТНОЙ, ВСЕОХВАТЫВАЮЩЕЙ, ОСЛЕПЛЯЮЩЕЙ И ОГЛУШАЮЩЕЙ ЛЮБОВЬЮ — ничего не поймёте да и вряд ли, согласитесь с этими словами… Хотя может это и к лучшему… Кто его знает…

Начитавшись расстриги Бодлера, я полагал, что в искусственном раю путника ждут таинственные и прохладные сады невыразимого наслаждения…
Действительность, однако, меня шокировала — наркотики оказались просто ядами, убивающими мозг. По-детски распустить в глюкогене пару монет было и то интересней — убогая, мимолетная и казенно-оптимистическая эйфория, как я с высоты своего юношеского нигилизма классифицировал наступавшее вслед за этим состояние, нравилась мне куда больше, чем прыжки в кишащую червями клоаку наркотического транса

«Ты равно горяч духом, Убертин, как в любви Христовой, так и в неприятии зла. Я только хотел сказать, что мало чем отличается жар Серафимов от жара Люцифера, ибо и тот, и другой воспаляются в невыносимом напряжении желания…»

«Нет, разница есть, и я ее чувствую! — вдохновенно отвечал Убертин. — Ты скажешь, что и от вожделения добра до вожделения зла один шаг: оба суть вожделения. Это неоспоримо. Однако есть великая разница в предмете вожделения, он легко различим. Тут Господь, там диавол».

ОН: Дамы, вы слишком серьезны. Вы молчите зло, а вы молчите мне непонятно, и не одна из вас не подумает — какая прелесть, какой абсурд! Когда аресты проходят так? И, может, вы правы, это не совсем арест, это может стать увлекательнейшей беседой…

Всплыло на поверхность «острое и агрессивное желание раз и навсегда разобраться, в чем же мы, господа, участвуем».

Почему нам что-то постоянно мешает выбирать счастье?
Быть несчастливым несложно. Для этого не нужно искать причину, достаточно пойти за толпой, вечно недовольной и слишком заземленной. Станешь как большинство, которое только и делает, что выставляет миру претензии.
У несчастливой жизни один вкус — горький, вяжущий. Как у незрелого миндаля.
Всегда разное на вкус счастье требует труда. Оно не придет, пока отлеживаешься на диване, надо хотя бы встать, открыть дверь.
Проложить путь к счастью нелегко. Нет единого маршрута, всем подходящего трафарета.
Обязательно будут ошибочно снятые мерки.
Это нормально, таков процесс — не бросай на половине.

Мы с тобою — городские чайки,
Мы давно забыли запах моря,
Мы вдвоем летаем над помойкой
И кричим: «Мы чайки, чайки, чайки!!!»

От ненависти до любви — один шаг. Но от тошноты до любви — сто лет на бегемоте.

Скрытый пьяница больше всего ненавидит пьяниц, следящая за собой женщина — радостную толстушку на работе, двадцать раз в день пьющую чай с ватрушками, а болтливый лектор — тарахтящую с ним в одной комнате бабищу.

О жизни нельзя думать слишком усиленно — пропадёт охота жить.

Раскаиваться в серьёзных проступках легче лёгкого: в политических ошибках, в супружеской измене, убийствах, антисемитизме, но кто может простить, кто может понять мелочи?

Один поцелуй может быть разным — нежным медленным и чувственным, властным, стремительным и обжигающим, состоящим из сотен быстрых поцелуев, и почти непрерывным, затягивающим как самый глубокий из омутов… Поцелуй может быть ласковым, бережным и осторожным, а может стать глубоким, всепоглощающим и сводящим с ума… Поцелуй, который завоевывает душу, отнимает сердце, лишает остатков самообладания…

Словом, в голове у меня была полная каша. Но я не видел в этом трагедии — ведь раньше там не было ничего вообще.

Обшарпанные стены, испещренные изысканной нецензурщиной и похабными рисунками, могли бы порадовать глаз этнографа будущего века, ибо давали полное представление как о принятой в наше время ненормативной лексике, так и об уровне развития графической символики.

Очень часто нам легче истребить друг друга, чем сгладить различия между нами. В этом заключается космическая ирония человеческой природы.

Иные воспоминания лучше не трогать, они тонкие, как паутина, и рвутся от всякой мысли и всякого слова. Довольно и того, что время от времени они поблескивают на опушке твоего сознания.

Забота о другом человеке не приносит выгод.