«Если нечего сказать, помолчи», —
так я думал про себя и молчал.
Для молчания не нужно причин,
ни для крупного, ни по мелочам.
Я в молчании до ручки дошёл,
на себя рванул, а там — тишина…
И подумал я тогда: хорошо! —
будто рыба взрывом оглушена.
Будто выцвел, опустел нотный лист,
будто звукам залепили уста,
будто музыку глухой пианист
только с этого играет листа.
Так трахею разрезает клинок,