Лицо Герды изменилось… ни следа этого вымученного дружелюбия. Оно было неумолимым, безжалостным.
— Я доверяла Джону. Я верила в него, как в Бога. Я думала, он самый благородный человек на свете. Я думала, что он во всём прекрасен и благороден… но это была ложь! Мне ничего не осталось… совсем ничего. Я… я поклонялась Джону!
Генриетта завороженно смотрела на неё. Только что ей открылось то, что рисовало ей её воображение, то, что она стремилась выразить в дереве. Вот оно — поклонение… слепая преданность, ставшая столь опасной, когда кумир посмел проявить слабость.
— Я не могла этого вынести, — сказала Герда. — Я должна была убить его! Я должна была…