Стекают сумерки слепым дождём по стёклам.
Размытых образов и мыслей синий час.
L’Heure Bleue…
Внезапно всё вокруг поблёкло,
И стало тихо-тихо здесь сейчас.

«L'Heure Bleue, L’Heure Bleue…» — так будет по-французски,
Мечтательно я повторю: «L'Heure Bleue…»
Но почему-то слышится по-русски
Настойчиво: «Люблю! Люблю! Люблю!..»

При всех — держать лицо и улыбаться.
Наедине — слезу топить в вине…
Собою быть труднее, чем казаться,
А быть счастливой — тяжелей вдвойне.

Я знаю, о чём канарейка поёт,
Томясь в позолоченной клетке:
Ей грезится солнце, свободный полёт,
Живая, цветущая ветка…

И пусть одомашнили птичку давно,
Чтоб стала поющей игрушкой, —
Раз крылья расправить ей здесь не дано,
То, стало быть, тесно и душно…

Взамен череды благоденственных лет —
Несчастная, жалкая доля.
Тепло ей и сытно — сомнения нет,
Но, как ни крути, а неволя:
… показать весь текст …

Свидетелем волшебного мгновенья
Не стать… Не уловить, не углядеть,
Как осень лишь одним прикосновеньем
Всё золото вдруг превращает в медь.

Последний акт: ноябрь. Стёрты краски. -
Здесь явно грустный маг наколдовал.
Вот так же фея из любимой сказки.
Когда-то отменила бал.

Исчезло всё… Карета стала тыквой,
А осень растеряла медяки…
И Золушка от небылиц отвыкла —
Сняв туфельки, надела башмаки.