Все интересуются, что там будет после смерти? После смерти начинается — история.

Внутренний мир — предпосылка. Литература — изъявление внутреннего мира. Жанр — способ изъявления, прием. Талант — потребность в изъявлении. Ремесло — дорога от внутреннего мира к приему.

В тот день старый год доживал свои последние часы. Он покорно претерпел упреки и наветы клеветников и честно выполнил свою работу. Весна, лето, осень, зима. Он совершил положенный круг и теперь склонил усталую голову на вечный покой. Сам он не знал ни надежд, ни высоких порывов, ни прочного счастья, но, провозвестник многих радостей для тех, кто придет ему на смену, он взывал перед смертью о том, чтобы труд и терпение его не были забыты и чтобы ему умереть спокойно.

Розовые очки бьются стеклами внутрь, но, если снять их и кинуть на асфальт, глаза останутся целы.

Люблю смайлики и ненавижу их одновременно. Лживые картинки. Мы отправляем улыбающиеся мордочки с каменным лицом, шлем сердечки людям, к которым не чувствуем ничего. Кругом обман.

Лучше лежать в верном направлении вашей счастливой жизни, чем бежать в неправильном направлении.

Красота не спасет этот мир, это все шушера, фантики… Доброта и Любовь спасут этот мир. Вот вечные истинные ценности.

Писатель — человек, способный мысленно перевоплощаться в других людей. Это, я полагаю, врожденное качество. Научить ему нельзя.

Близорукость остроте взгляда нисколько не мешает — наоборот. Когда не отвлекаешься на несущественные детали, лучше прозираешь главное.

В литературе, в отличие от жизни, отрицательные персонажи интересней положительных. И для читателей, и для автора.

У человеческого сердца, если оно вообще способно к любви, есть одна обнадеживающая особенность. Будучи разбито, оно имеет свойство со временем заживать и наполняться новой любовью.

Неидеальность очеловечивает сверхчеловека, способствует эмпатии.

У вac бoлeзнь, кoтoрaя, к coжaлeнию, тeпeрь в мoдe и кoтoрую eжeднeвнo вcтрeчaeшь у интeллигeнтныx людeй. Bрaчи, кoнeчнo, ничeгo oб этoм нe знaют. Oнa cрoдни moral insanity, ee мoжнo нaзвaть тaкжe индивидуaлизмoм или вooбрaжaeмым oдинoчecтвoм. Coврeмeнныe книги пoлны этим. B вac вceлилacь фaнтaзия, будтo вы oдинoки, ни oдин чeлoвeк вaми нe интeрecуeтcя, ни oдин чeлoвeк вac нe пoнимaeт. Toму, в кoм ужe cидит этa бoлeзнь, дocтaтoчнo нecкoлькиx рaзoчaрoвaний, чтoбы oн пoвeрил, будтo мeжду ним и дру…
… показать весь текст …

Вечный страх что-нибудь сломать научил ее следить за каждым шагом, прислушиваться к каждому шепоту. Мир — штука хрупкая, он полон трещин, порой незаметных. Один неверный шаг — и трещины раскроются. Одно неловкое движение — и весь мир обрушится, карточный домик сгорит дотла.

Сомнения — вот червь, который точит фундамент любых отношений, обрушивая их, как карточный домик. Дашь им волю — и уже не избавишься вовек.

…в моём карточном домике ведутся ремонтные работы.

Один из товарищей по работе как-то сказал мне: «Есть миллион причин сказать „нет“, но чтобы сказать „да“, нужна всего одна причина».

Нет стрессовых ситуаций, есть только стрессовые реакции.

Люди что разносолы: одни флегматичные, словно маринованные огурцы, другие веселы, но рыхлы, словно солёные помидоры, третьи грустны и оттого непривлекательны, как солёная капуста. Все, закатанные в банки своих квартир, томились и ждали очереди на вскрытие. Депрессия витала в воздухе, вместе с мишурой этого времени года. Только жадная обуревающая влюблённость могла спасти шкуру среднестатистического человека, например мою. Я спасался. Я не вякал, я уже знал, что если тебя полюбили, то надо этим дорожить. Этот трамвай может быть последним. Потом жди, мёрзни, злись. Не факт, что подойдёт ещё. Не факт, что что-то вообще ещё подойдёт к тебе, подойдёт тебе.

Ждать — это искусство, овладевают им медленно, а учитель один — всё то же время.