Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

***
…Лихолетье минует.
Не ведаю, поздно ли, рано,
Но распашут поля,
И дороги проложат опять,
И поднимут кресты
Работящие руки Иванов,
Свято верящих в то,
Что Россия должна устоять…

***

Мне поможет сиянье звёзд
берега различить иные,
… показать весь текст …

Когда нежность не употребляется или не расходуется, она застывает колкими образованиями и человек превращается в ежика… иногда очень больно обнимать ежика…

Поэтическая грамотность ни в коем случае не совпадает ни с грамотностью обычной, то есть уменьем читать буквы, ни даже с литературной начитанностью. Если литературная неграмотность в России велика, то поэтическая неграмотность чудовищна, и тем хуже, что ее смешивают с общей, и всякий, умеющий читать, считается поэтически грамотным. Сказанное сугубо относится к полуобразованной интеллигентской массе, зараженной снобизмом, потерявшей коренное чувство языка, щекочущей давно притупившиеся языковые нервы легкими и дешевыми возбудителями, сомнительными лиризмами и неологизмами, нередко чуждыми и враждебными русской речевой стихии.

Вот потребности этой деклассированной в языковом отношении среды должна удовлетворять текущая русская поэзия."

О.МАНДЕЛЬШТАМ 1913−1926 года. из книги «слово и культура»

…Я приду к тебе
и на круглый обеденный стол
положу вечернюю ветку сирени,
тихую и нежную.
И мы помолчим,
прислушиваясь друг к другу.

Верлибр — это тень стихов.
Он словно из другого мира, где не действуют наш ритм, наши созвучия.

Из Дневника
---------------------------------

Говорят, что умирающий начинает за собой «прибирать». Вот я также с утра до поздней ночи прибираю за собой, не в физическом, а в душевном смысле. Я всё время будто подвожу итоги, определяя ценность давних и недавних переживаний и людей, стоявших близко ко мне, и сделанного мною. Я словно пытаюсь оставить за собой порядок, чистоту, пытаюсь сохранить за собой лишь то, что было подлинно моим в этом мире.

***

29 сентября 1964 г.
Странно, что смерть этого лета я ощущаю несравненно острее и печальнее, чем смерть Михаила Светлова, приключившуюся вчера. А ведь я знал его, пил с ним, принимал у себя дома, любил его как собутыльника, безвредного, милого, остроумного. И мы оба не виноваты в том, что его смерть воспринимается мной почти условно, как некое клубное «мероприятие», а засыпание леса, полей, сада — с великой и глубокой печалью.

«Я еврей, русский поэт, английский мыслитель, американский гражданин», —
так ответил Иосиф Бродский на вопрос о его самоидентификации после того, как стал лауреатом Нобелевской премии по литературе в 1987 году.

Жен любишь преимущественно чужих, а собаку только свою.

Нет ничего более ненужного на свете, чем любовь женщины, которую ты не любишь.

Почти каждый несостоявшийся человек находит прибежище в одной бедной страстишке — рыбалке, охоте, коллекционировании, картишках.

Смысл любви состоит в том, чтобы с трудом отыскать бабу, которая органически неспособна тебя полюбить и бухнуть в нее всё: душу, мозг, здоровье, деньги, нервы.

Русский человек врет, если говорит о своем стремлении к счастью. Мы не у…
… показать весь текст …

Михаил Альтман из беседы с Бальмонтом:

— Как, Константин Дмитриевич, вы объясните такое-то стихотворение?
— Двух вещей я никогда не объясняю: своих поцелуев и своих стихов. Такое у меня правило.

«Россия — это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре… Твой дом остается родным, независимо от того, каким образом ты его покидаешь… Как бы ты в нем — хорошо или плохо — ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. «.

Иосиф Бродский, «Писатель — одинокий путешественник», The New York Times, 1 октября 1972 года.

Верлибр уникален тем, что у него нет каких-то всеобщих, обязательных для всех законов. Он — у каждого свой. В нём иногда может существовать даже и рифма. Факультативная, от избытка дыхания, а не от избытка усердия.

Верлибр представляет собой апофеоз индивидуализма в поэзии. Причём он в куда большей степени исповедален, нежели поэзия традиционная. В ней, родимой, можно спрятаться за размер, позвенеть рифмами. А тут — голый человек на голом листе. Во всей своей загадочной неприглядности.

Зачем нужен свободный стих, для краткости прозванный нами верлибром?
Затем, что он дает возможность умеющим писать в рифму приблизиться к прозе, не обязательно позволяя прозе поглотить поэтическое начало.
Затем, что он дает возможность сочинителям прозы приблизиться к поэзии, воплощая в изящном виде тезис о краткости как сестре таланта.
Затем, что он дает возможность спотыкающимся о рифму научиться ходить без запинки по морю речи, как посуху.
Затем, что он дает еще одну, третью возможность рыцарям пера, застывшим на распутье между дальней дорогой прозы и ухабами поэзии…

***

Верлибр отнюдь не следствие негативных устремлений бунтующих поэтов, а попытка создать новую категорию вкуса, по-своему возрождающую античную калокагатию, насущное взаимопроникновение этики и эстетики слова.

------------------------------------------- Вячеслав Куприянов

Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудной и чудной, верной и лицемерной, и проч.

---------------------------------------- А.С.Пушкин

Главный эффект, производимый верлибром, это — чудо обыденной речи. То есть, это даже не главный эффект, а главное средство. Мы видим доселе не замечавшуюся нами пластику обыденных оборотов, их своеобразную гармоничность и, тем самым, наше отношение к словам, к собственной ежедневной речи становится глубже, точней, чувство речи и сама речь углубляются.

-------------------------------------- Иосиф Бродский

«Я совершенно искренне уверен, что нужно говорить и обсуждать всё. Если есть возможность говорить и обсуждать — надо это делать. Не существует запретных или закрытых тем. Если такие темы возникают, там накапливается непонимание, недоверие, а часто и взаимный страх. Надо начинать разговор, даже если ты не видишь шансов, что этот разговор приведёт к какому-то конкретному результату. А когда разговор ни к чему не приведёт, надо начинать и продолжать следующий. Просто я уверен, что если мы продолжаем говорить, значит мы друг от друга не отказываемся».