— Тоже мне горы! Говорят, на Эверест от подножья до верхушки сделаны ступеньки с перильцами. Там же таких станций, как эта, штук двадцать, ей-ей. Санатории и дома радости на каждом шагу. Высокогорные театры и цирки. Не заповедник, а балаган. Он же начал осваиваться первым, когда люди потянулись из Европы и Северной Америки на необжитые пастбища. Все три столетия, пока осваивался Марс, а Европа чистилась от активных осадков и шел демонтаж всех промышленных предприятий, пока города освобождались о…
… показать весь текст …

— Я плохая тебе нянька, милый…
— Плохая. Злая. Неласковая. Ворчливая. Вот.
— Как быстро дети вырастают из своих игрушек и своих нянек…
— А давай сделаем все наоборот. Я сам стану тебе нянькой. И, честное слово, я уж не отпущу тебя никуда одну. И не позволю работать невыспавшейся. И не уложу спать непрогулянной…

Куда мир катится? Нет больше «Геркулеса»!Давно уже. Есть какое-то «Солнышко»…Впрочем, и то, и то овсяные хлопья.
Зато Тина Тернер полайкала меня за перепост её ролика… Так и написано на странице «Тина Тернер, 1939 г.»…

Но не перечисление истребительных войн, ужасных страданий или якобы великих правителей, наполнявшее древние исторические книги, оставшиеся от Античных веков, Тёмных веков, или веков Капитализма, интересовало людей эры Великого Кольца. Гораздо важнее была противоречивая история развития производительных сил вместе с формированием идей, искусства, знания, духовной борьбы за настоящего человека и человечество. Развитие потребности созидания новых представлений о мире и общественных отношениях, долге, правах и счастье человека, из которых выросло и расцвело на всей планете могучее дерево коммунистического общества.

Заведующий внешними станциями с помощью отдельной клеммы включил вектор дружбы — прямое соединение, проводившееся между связанными глубокой дружбой людьми, чтобы общаться между собою в любой момент.

Когда со зловещим упорством стали повторяться приступы равнодушия к работе и жизни — одного из самых тяжёлых заболеваний человека, — Эвда Наль, знаменитый психиатр, исследовала его. Испытанный старый способ — музыка грустных аккордов в пронизанной успокоительными волнами комнате голубых снов — не помог. Осталось лишь переменить род деятельности и лечиться физическим трудом там, где нужна была ещё повседневная и ежечасная мускульная работа

Подобные произведения, получившие название романов-предупреждений, или антиутопий, были бы даже необходимы, если бы наряду с картинами бедствий показывали, как их избежать или уж по крайней мере как выйти из грозных ловушек, которые будущее готовит для человечества.

Возле районной больницы строят церковь в старинном русском стиле, когда прохожу мимо, такой древней себя ощущаю, как будто была свидетелем освоения Сибири и даже татаро-монгольского ига!

Некоторые вещи знать нельзя. Они ещё приключаются.

То, что случилось потом, не подлежит художественной передаче, поскольку превосходит все искусственные образы, а документальные способы описания преследуются сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса Российской Федерации.
Был 17-й каприс Паганини, был хаос, порождающий вселенные, было пламя, пожирающее галактики, были отзвуки схлопывающихся «чёрных дыр», был хруст разрыающихся «белых карликов».Все это множилось многомерным пространством, рассекающим пятиметровую спальню на сотни голографичес…
… показать весь текст …

Мне иногда кажется, что я персонаж какой-то фантастической повести. Здесь все не так. Все не так. Ситуация нереальная, люди ей под стать, я сам такой же. Мне кажется, что я сплю.

В сновидении невозможно что-либо найти, они нам совсем не подчиняются!

— Смотрите — ширь какая! Силища человеческого волеизъявления!

И действительно, было на что посмотреть: в изумрудную глыбу тайги, сверкая топорной сталью, врезалась организованная жизнь. То и дело под ее натиском вздрагивали корабельные сосны, жалостливо скрипели и заваливались вбок. Лязгали гусеничным полотном бульдозеры, растаскивая поверженные деревья и оставляя за собой черные полосы развороченной сибирской земли, от которых тянуло теплым паром и запахом тысячелетнего перегноя.

— Какие тут…
… показать весь текст …

Не факт, что можно все объяснить даже в совершенстве владея языком.

Почему у нас нервы не железобетонные?

-Куда смотрят власти? Питаться аристократами! Марксизм какой то!

Утро, стыдливое, но целеустремленное, как судебный пристав, вырвалось из-за бескрайнего сибирского горизонта, пронзило прохладными лучами вековые чащобы, сверкнуло радугой на влажных от росы обрывках колючей проволоки, свисающих с покосившихся столбиков забора, некогда надежно ограждавшего территорию леспромхоза от губительных прелестей развитого капитализма. Встрепенулись жилистые усть-куломские петухи, сладострастно зевнули складские сторожевые псы, бытийно хрякнул в сарае боров Индустрий. Вслед за ними проснулся и весь Усть-Куломск.

Розалин не могла сердиться на Торна. Мужчина, который так щедро дарил ей наслаждение весь день и всю ночь, был просто кладом. Она была на седьмом небе от счастья, исследуя каждую частичку его мускулистого тела, и давно уже потеряла счет, сколько раз она была на вершине блаженства. Она, казалось, никак не могла насытиться этим ощущением.
Проснувшись утром, она не чувствовала себя ни разбитой, ни изможденной бурной ночью. Он был с ней так нежен, обращался с ней так бережно, что у нее остались только приятные воспоминания.

— Да тебя и вправду нужно укрощать, вздорная девчонка!
Розалин задохнулась от возмущения.
— Не смей так со мной разговаривать! — выпалила она.
— А разве я не прав? — возразил он. — Разве ты не начинаешь визжать от ярости, стоит мне только немного тебя поддразнить или задеть? Разве ты не ругаешь меня на чем свет стоит за малейшую оплошность. Ты все время выходишь из себя — это твое обычное состояние.

— Ты должна слушаться меня, Розалин. Моя жизнь вне опасности, но ты ведь не заколдована, как я. Боевой конь мог затоптать тебя в мгновение ока.
Она улыбнулась в надежде усмирить его гнев:
— А по-моему, я ему понравилась — он так и ходил за мной по пятам.
На него не подействовала улыбка. С еле сдерживаемой яростью он прорычал:
— Да ты что, не понимаешь?!
— Ах, я все прекрасно понимаю, — сухо возразила Розалин. — Ты посадил меня на дерево — заметь, против моей воли — и не удосужился предупредить, что после сражения, так или иначе, никого не останется в живых. — Она перевела дух и добавила, вложив в голос весь свой сарказм:
— Если бы ты сразу сказал мне об этом, я бы, может, даже смогла наслаждаться изысканным представлением, которое ты устроил, — жаль только, что там не раздавали мороженое или поп-корн.