Босиком, обнажившись до самых подвалов души,
Не страшась осужденья толпы и огня Громовержца,
Танцевали на лезвии. Ты на полтакта спешил
И ехидно смеялся: «Смотри, не порежься!»
Только стопам моим не опасен отточенный край:
Их хранят, как броня, загрубевшие старые шрамы.
Под тобою, в расщелине, яблоком морщился рай,
Извергались вулканы и рушились храмы.
Я пыталась спасти, остеречь, уберечь, удержать,
Я молилась, скользя, чтобы музыка стихла скорее…
В закалённую сталь твоих глаз въелась нежности ржа.
День тянулся в закат, поминутно старея.