Глаза, вокзал, чудные сколиозы рельс,
И солнце, что в кутикулы окна никак не помещается,
Вот этот взгляд и триста пятьдесят десятый рейс,
Я, правда, верю — всё на свете возвращается.
Дороги, ноги, лестнично-грудные клетки,
И тремор у шарфа левее диафрагмы,
Любая жизнь в заброшенной двухкомнатной планетке,
Она безсловно возвращается обратно.
Любая данность, давность, переплёт
На толщину обугленной страницы,
Второе небо и сомнительный полёт,
Той самой не разувшейся на свете птицы.