Разгуливал месяц по небу.
Форсел перед звёздами лихо.
Хотел преклоненья отведать.
Смеялись искусницы тихо.
Горел огнём радуги купол.
Светился пожар в сто корат.
Месяц взирал на всё скупо.
Как-будто вниманью не рад.

Звёздны.й балет прекратился.
Месяц состарился вскоре.
С мерцанием нимбочек слился.
Остался частичкой декора.

Погрузилось в осень тихое местечко.
Желтые березки, шепчет что — то речка.
Астры на могилке держатся, стоят.
Под землей, глубоко, мама с папой спят.

Приоткрою дверцу, сяду на скамейку.
Разложу на столике мамины ватрушки.
Птица неизвестная плачет, как жалейка.
Покурить, знать, вышел сторож из избушки.

Разделю по — братски трапезу — помянем.
Водку сторож выпьет за папин упокой.
В старческой улыбке губы вдруг растянет.
И дальше продвигается, мне махнув рукой.
… показать весь текст …

На почве неразберихи и замешательства
«гении» растут, как грибы.

Уходит время, память остаётся: чья-то с розами, чья-то с шипами.
И всяк живёт с воспоминаниями: один в мире, другой в постоянной войне.

Букет, письмо в конвертике,
И пару слов, а в них душа,
«Пишу с признанием любви»,
Выводит ручка, не спеша.

«О, мой далёкий, добрый друг,
Хочу сказать давно — не вдруг,
Мы столько вместе, но теперь,
Публично признаюсь, поверь.

В беде и в радости мы вместе,
И рядом я — не вдруг, не если,
Всегда с тобой — таков мой выбор,
За теплоту — тебе спасибо».

Длинно шерстистая лесть.
Всюду старается лезть.
Ту нежно — лживую смесь.
Моли не в силах съесть.
Аллергией раскрашена кожа.
Лесть жертвы итожит.

Питаясь «святым духом»,
можно улететь на небо шариком.

Успейте выполнить желание женщины
до того, как она проест плешь, вынесет мозг
и перепилит вам шею.

Битва титанов на поле брани закончилась, не начавшись.
Брань была. Поле просрочило аренду.

Он ждал ее долго-долго и верно-верно…
Видел в каждом личике на улице и в каждом фото в журнале…
Он называл ее именем, который придумал и считал, что именно так и будет ее звать.
Ему было уже за сорок. Она появилась. Красивая… красивая…Курносая…
Губки бантиком. Но он уже ее любил… Он уже не мог жить без этого чуда.
А чудо называлось очень и очень просто… долгожданная поздняя дочка.

Душа ещё противится, а сердце уже любит.

Все в меру и ума, и глупости.
И ГОСТ — стандарт ее фигура.
С интимом, честно, трудности.
Заоблачная, назовем, натура.
Прелюдии — первостепенное.
Арома — свечи, там, в джакузи.
Музон и чтоб интеллигентное.
Все остальное — без иллюзий.
Все в меру и ума, и глупости.
К грехопаденью — не охочая.
Душа открытая, без скудости.
Но, видимо, что одиночная…

Все говорят, что правда стара, как мир.
И только одна она верит в свою вечную молодость.

На суку сидит ворона.
И от боли громко стонет.
Правда уколола в глаз.
Бровь оставив про запас.

Облачаясь в белые одежды, соответствуйте.

Кто не успел, то и не опоздал.
Он там, вообще, не был.

Идти против ветра хорошо уж тем, что он в случае завихрения
будет швыряться в спину, а не в лицо.

Если вас обидели:
- Успейте встать в позу боксёра:
Нет, не с обидчиком, с обидой. Даёте ей достойный отпор, как говорится, нокаут.
- Случается, не успели, и обида накрыла:
- Немедленно начинайте выныривать. Но, однозначно, ищите другую точку всплывания.
- Меняйте мысли, меняйте движения, обстановку, круг общения, просто
выйдите из себя (в безопасном для других месте).
- Используйте шумовые раздражители. Есть такая волшебная тональность:
528 Гц — сигнал к исцелению ДНК, восстановлению клеток и пробуждению сознания.
- В конце концов:
- Возьмите старую простынь, сядьте в укромное место и рвите её на ленты, клочки, фигуры геометрии…

И последнее, как бы ни сильна была обида, помните, она всего-навсего эмоция. Ваша эмоция. А кто у неё хозяин?
Удачи в предпринимаемом деле.

Рождественские морозы на Руси славились крепким духом с красным цветом. Разъясняю: минус тридцать пять и наличие румянца на лицах женского рода считалось нормой уличного воздуха.
Славить подростки готовились далеко до Рождества. Свои приветствия-песни, или стихи держали в секрете друг от друга.
Дома и хозяева для прославления чётко делились между детьми и никто не смел нарушать порядок посещения.

Мы, мелкие, из года в год ходили только в два хозяйства и были они по тем временам зажиточные.
Б…
… показать весь текст …

Дед Семён и баба Шура.
Затихушнили амуры.
Только зря же, внук Егор.
Их накрыл-какой позор.
Оба сдались, на площадке.
Якобы играли в прятки.
Осталось выяснить вопрос.
Чья была пачка папирос?