Он всегда предлагал бодро смотреть на жизнь. И каждый раз, когда он упоминал про оптимизм, мне очень хотелось двинуть ему в челюсть

ТЕМНАЯ СЦЕНА. Затем прожектор освещает глобус из папье-маше, вращающийся сам по себе в центре темноты. Постепенно сцена светлеет, и мы видим декорации гостиной: мягкое кресло, стоящий рядом стол (на столе стоит открытая бутылка с пивом) и шкаф с телевизором поперек комнаты. Под столом стоит холодильник для пикника, полный пива. Вокруг много пустых бутылок. БОГ чувствует себя довольно неплохо. Слева на сцене дверь.

БОГ — здоровенный парень с белой бородой — сидит в кресле, попеременно то читая…
… показать весь текст …

Вообще, я совершенно убежден — хотя какой же я писатель после этого? — что для любви
не нужно слов, и более того, слова могут убить любовь.
Вот точно так же, если, незаметно приблизившись к оленю, шепнуть ему на ухо,
чтобы он не боялся, что никто его не обидит, то зверь в одно мгновение исчезнет в лесной чаще — ищи ветра в поле. Так что слова — это зло, а любовь — совсем
не то, что воспевают все эти безмозглые поэты вроде Маккьюэна.
У любви есть зубы, и она кусается, любовь наносит раны, которые не заживают
никогда, и никакими словами невозможно заставить эти раны затянуться.
В этом противоречии и есть истина: когда заживают раны от любви, сама любовь
уже мертва. Самые добрые слова способны убить любовь. Поверьте мне, что
это так — уж я-то знаю. Слова — моя профессия, моя жизнь.

Не оглядывайся, никогда не оглядывайся. Сколько раз люди говорили себе эти слова, после того как на их долю выпало что-то исключительно хорошее
(или исключительно плохое)? Полагаю, много. И совету этому обычно не следовали. Люди созданы, чтобы оглядываться. Именно для этого у нас в шее шарнир.

Самые красивые слова на любом языке — это «Я прощаю».

Хуже всего то, что мы окружены глухой стеной непонимания, точнее, нежелания понять. Приоткрывая потайные уголки своей души, мы рискуем стать объектом всеобщих насмешек и, как уже не раз бывало, наше откровение будет гласом вопиющего в пустыне. Понимание, желание понять — вот в чем нуждается рассказчик.

Прошлое не хочет, чтобы его меняли. Прошлое упрямо.

Чёрт возьми, когда становишься старым, ещё приходится платить и за то, чтобы тебя выслушали…

Если вы живете жизнь, которая обогащает духовно еще и жизни окружающих вас людей, значит вы живете великую жизнь.

Зачем опровергать то, что прибавляет тебе значения? Иногда достаточно помалкивать с умным видом, и тебя сочтут за мудреца.

Когда книга по-настоящему хорошая, хочется, чтобы она никогда не кончалась, чтобы продолжалась и продолжалась, как жизнь

Смерть, проходя рядом, забирает все неудачи

Всякий раз, выходя за дверь, надо быть очень осторожным, потому что тропинка, начинающаяся у крыльца, на самом деле дорога, а дорога бесконечна. И если забыть об осторожности, можно оказаться… очень далеко и обнаружить, что ты чужак в чужой стране, а как ты попал туда, неведомо и тебе самому.(Лангольеры)

ОУЭНУ
(FOR OWEN)

Итак, мы тащимся в школу.
Зевотою сводит скулы.
Ты спросишь — какие уроки?
Мы — два урода-отрока,
Руки как крюки.
Вот она. Улица Фруктов, —
Ты смотришь мимо,
Губы упрямо сжаты…
Деревья стоят желтые,
Листву разносит на мили.
Листва гниет под стеной.
… показать весь текст …

«Люди никогда не бывают слишком взрослыми для сказок».

— Энни, писать и рассказывать — разные вещи, все равно что яблоки и апельсины. Те, кто умеет рассказывать, обычно не умеют писать. Если ты веришь, что люди, умеющие писать книги, хорошо говорят, значит, ты никогда не видела по телевизору, как заикается и мямлит писатель.

Почувствовать себя ненужным и уйти — не значит проиграть. Терпеть равнодушие и оставаться — это и есть ежеминутное поражение

Наверное, было бы ошибочным полагать, что существует некий предел ужаса, который способен испытать человек. Наоборот, создаётся стойкое впечатление, что кошмар нарастает в геометрической прогрессии, когда тьма всё сгущается, ужасы множатся, одно несчастье влечёт за собой другое, ещё более страшное и безысходное, пока тебе не начинает казаться, что весь мир погрузился во мрак. И, может быть, самый страшный вопрос в данном случае таков: сколько ужаса может выдержать человеческий рассудок, оставаясь при этом здоровым и твёрдым? Понятно, что в самых ужасных событиях есть своя доля абсурда в стиле Руба Голдберга. В какой-то момент всё начинает казаться смешным. Видимо, это и есть та поворотная точка, когда чувство юмора принимается восстанавливать свои позиции.

— Может быть, скажем друг другу всю правду? Не как друзья, но как равные. Это редкое предложение и его тебе будут делать нечасто. По моему скромному мнению, только равные говорят правду друг другу. Друзья и любимые, запутавшись в паутине взаимного долга, врут бесконечно.
А это так утомляет!

Стивен Кинг
«Темная башня: Стрелок»

— Если женщина действительно помнила бы, как было больно при родах первого ребенка, сказала однажды моя мать, она никогда не родила бы второго.

— Если у мужчины хорошая жена, он счастливейшее из созданий Божьих, а если такой жены нет, мне его жаль, единственное утешение состоит в том, что он не знает, сколь жалка его жизнь.

— Иногда угли лучше костра.

— Боль помечает наши лица, меняет внешность, превращая в близких родственников.

— — Как вы думаете, мистер Эджкомб, — спросил он меня, — если…
… показать весь текст …