Все начнется потом, когда кончится это
Бесконечное, трудное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждем, мы мечтаем о том,
Чтоб скорее пришло то, что будет потом.

Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве, ну, в юности — самую малость,
Может, были минуты, ну, дни, ну, недели…
Настоящее будет потом. А на деле

На неделю, на месяц и на год вперед
Столько необходимо ненужных забот,
Столько мелкой работы, которая тоже
Никому не нужна. Нам она не дороже,
… показать весь текст …

На всех не хватит никогда
Ни славы, ни благополучья,
Но каждый всё же в дар получит
Свои прошедшие года.

Как, изменяя, мы требуем верности,
Как, извиняя, страдаем от ревности,
Как из уюта стремимся в дорогу,
Как, уходя, забываем о многом, —

Так, изменяя, с нас требуют верности,
Так, извиняя, страдают от ревности,
Так из уюта стремятся в дорогу,
Так, уходя, забывают о многом.

… И от непонимания изменившейся ситуации власть начинает кричать: вы раскачиваете лодку, и нам всем будет плохо! И власть просит одну часть народа приструнить другую часть народа.
Это близорукость. Опасности у нас общие, но лодка власти не касается лодки народа. Мы не в одной лодке. Наши плавающие средства разные. И раскачивают ее совсем не те, кого обвиняют в раскачивании. Это делает общий шторм.
Замкнутость власти и непонимание изменившейся ситуации опасны. Но при этом надо понимать, что коммунизм в России действительно построен. Для властной верхушки. Поэтому их нельзя обвинять в том, что они не могут нас понять. Сытый голодного действительно не понимает. Он не притворяется.

Надо только вслушаться в слова писателя, не пренебрегать ими в угоду сегодняшнему дню и новой страшной морали. Она долго не продержится. Новая эпоха, может быть, продержится долго, но не новая мораль, когда прежде всего нужно и должно быть богатым и успешным, когда сама жизнь ничего не стоит, стоит только успех в этой жизни.

— Мы живем в такое время, когда любой шаг, в какую бы сторону ты его ни сделал, будет ошибочен.

Никто из русских актеров не сделал карьеру в Голливуде. Дело не в профессионализме вовсе. Мы им абсолютно чужие, и они — нам. Есть протестанты, католики, есть разные вариации их, есть поляки-славяне, греки-православные — и всё это Европа. А Россия — она отдельно. И прежде всего, для этой Европы, Америки она скучна. В этой скуке может, конечно, возникнуть что-то, вызывающее интерес, но этот интерес того же плана, что и по отношению, например, к ненавистному сейчас ими Ирану. Африканец ближе Голливуду, чем мы. То, что африканец знает о мире — он знает из англо-язычного или франко-язычного кино, книг. Мы же пишем какими-то непонятными буквами, у нас вообще свой большой отдельный мир. Потом африканский актер до определенного момента мирового признания — если ему случится, — он будет знать свое место; все иностранцы в Голливуде — это люди, давшие себя перемолоть. А мы своё место не хотим знать, потому что почитаем себя равными — и имеем все основания.

Сергей Юрский рассказывал: «В 1980 году я поставил в театре имени Моссовета пьесу Островского «Правда хорошо, а счастье лучше». Роль Фелицаты сыграла в ней Фаина Георгиевна Раневская. Это была последняя роль в ее жизни.

…Раневская приезжает на спектакль рано. И сразу начинает раздражаться. Громогласно и безадресно. Ей отвечают — тихо и робко — дежурные, уборщицы, актеры, застрявшие после дневной репетиции, — они не могут поверить, что великолепное звучное «Здравствуйте!!!» относится к ним. Ране…
… показать весь текст …

«Счастлив тот, кто не сожалеет о сделанном выборе. Того, кто сожалеет охватывает печаль. Потом тоска. Потом отчаянье. Сердце сжимается…

Пробелы в тексте, в памяти. Пропуски — встреч, возможностей, свиданий, радостей… исполнение одного долга вытесняет заботу отдавать другие долги. Есть приоритеты — надо выбрать главное.

Сперва страх, потом стыд. Страх, что ошибешься, что не дадут осуществить. Стыд, что ошибся, что не так сделал, как хотел. А если вернуть, размотать назад? Привязать узелком нито…
… показать весь текст …

Благодать не только под куполами,
но и над каждым, голову поднявшим…

Сложен человек. Всякий сложен.
Много намешано в человеке. Потому и интересен.
Сплетаются нити, ведущие из своего прошлого, с генетическими нитями, тянущимися от предков. Сплетаются дурные и добрые побуждения. Спутываются ясные намерения ума с простыми требованиями жизни. Сердечный импульс дает толчок в одну сторону, а императив физиологии — в другую. Нити общественного долга и личного интереса стремятся быть связанными в красивом узоре, но порой запутываются уродливыми узлами…
Каждый сложен.

Свобода определяется количеством людей, которых ты можешь послать.

Болея глаукомой,
смотрел программу «Вести».
Зашел ко мне знакомый —
Иван Иваныч Двести.

Фамилия говенная,
и человек — говно.
Пальто на нем зеленое.
Знакомы мы давно.

Мы дружим гаражами.
Имеем общий вход.
Он днем всегда в пижаме,
а я наоборот.
… показать весь текст …

… пространство расчерчено рамой окна
а время не ограничено
вот так органично доходишь до дна
самого самого личного

Эту историю о Фаине Раневской Сергей Юрский пересказал в своей книге «Кто держит паузу?» История произошла тогда, когда режиссера Александра Таирова лишили театра. Фаина Георгиевна рассказывала:

— Это было так несправедливо, и я так любила его, что плакала целые дни. Я так плакала, что друзья сказали мне наконец: «Фаина, ты заболела. Пойди к врачу». Я пришла к невропатологу. Невропатолог — старая армянка.

— На што жалюэтес?
— Я пла-а-ачу!
— Так. Давно?
— Уже неделю.
— Все уремя?
— Да. Все врем…
… показать весь текст …

Эту историю о Фаине Раневской Сергеи Юрский пересказал в своей книге «Кто держит паузу?» История произошла тогда, когда режиссера Александра Таирова лишили театра. Фаина Георгиевна рассказывала:
— Это было так несправедливо, и я так любила его, что плакала целые дни. Я так плакала, что друзья сказали мне наконец: «Фаина, ты заболела. Пойди к врачу». Я пришла к невропатологу. Невропатолог — старая армянка.
— На што жалюэтес?
— Я пла-а-ачу!
— Так. Давно?
— Уже неделю.
— Все уремя?
— Да. Все…
… показать весь текст …

Я проснулся на скамейке.
Я сидел в бесшумном парке
и никак не мог припомнить,
где заснул я и когда,
было утро воскресенья,
и ещё не встало солнце,
и в прудах стояла смирно
неглубокая вода.

Позабытая тревога
осторожно повернулась
где-то слева, возле сердца.
Я сидел не шевелясь.
Я напряг глаза и память,
… показать весь текст …

И вправду кажется, что дольше века
наш длится день. Подумать, как давно
я вышел после нашей первой ночи
в асфальтовое море на Светлане*,
я обернулся, голову задрал, увидел —
ты явилась на балконе
в рубашке белой длинной. Странный танец
исполнила ты там, на высоте:
летали руки, быстрые пробежки
на маленьком бетонном пятачке
казались легким радостным круженьем,
а голова была закинута — вот так
прощалась ты со мной и с этой ночью.
… показать весь текст …

«Сложен человек. Всякий сложен. 
Много намешано в человеке. Потому и интересен. 
Сплетаются нити, ведущие из своего прошлого, с генетическими нитями, тянущимися от пред
ков. Сплетаются дурные и добрые побуждения. Спутываются ясные намерения ума с простыми требованиями жизни. Сердечный импульс дает толчок в одну сторону, а императив физиологии — в другую. Нити общественного долга и личного интереса стремятся быть связанными в красивом узоре, но порой запутываются уродливыми узлами…
Каждый сложен».
Сергей Юрский

Возьмем условный кусок: император вышел в приёмную и увидел, что все гвардейцы спят. По Станиславскому: прежде всего, не играйте императора. Император тоже человек и имеет нормальные реакции. У него нервы, руки, ноги — как у нас. Вас многое с ним роднит. Итак, не император, а вы войдите в комнату. Зачем? Ну, скажем, вы несколько раз звонили, и никто не откликнулся. Вот первое предлагаемое обстоятельство. Какое действие? Вы хотите проверить: неужели в приёмной никого нет? Все покинули пост? И вдр…
… показать весь текст …