Свою жизнь ограничил я сам же со многих сторон.
Мне, уснувшему, даже казалось, что это и есть та свобода,
Которую ищут полжизни, с которой звучат в унисон,
Которую свято хранят, защищая от «всякого сброда».
Но только в тот миг, когда обнаружил внезапно глаза,
В которых узрел и прочёл все свои заблуждения,
Я вдруг осознал, что свободой всегда называл «тормоза»,
Которые не допускали заблудшей души пробуждение.
Я вдруг ощутил, что в груди моей что-то ещё
Имеется там, где всегда было только лишь сердце.
Огромное что-то (до чего я, пока, не взращён).
Чего-то великого мне открывается дверца.