Моя система ценностей претерпела необратимые изменения. Былые приоритеты получили команду «вольно» и разбрелись, кто куда; возможно побираются по вагонам метро, бормоча нараспев, как мантру: «Сами мы не местные…»

Люди вообще быстро ко всему привыкают, и это их самая сильная слабость.

Обычно так и бывает: упустишь какой-нибудь пустяк, какую-нибудь совершеннейшую мелочь, и все рухнет.

Их нельзя послать подальше. Они и так живут далеко — дальше некуда!

И принялся грустить. Давно такой ерундой не занимался, но талант, как говорится, не пропьешь, все у меня превосходно получилось. К сожалению.

…Воспоминания -волшебная голубая таблетка от «сегодня».
По счастью, нам обоим не нужны таблетки от «сегодня». Жизнеспособный организм должен справляться с сегоднем самостоятельно.

— Ты ее любишь?
— Послушай, мне двадцать два года. Я чудом добрался до этого возраста, потому что слишком рано пробудился от дурного
сна отрочества. Каждое утро
последующих, бог его знает, пятидесяти лет мне предстоит вылезать из постели и как-то участвовать в повседневной
жизни. Я просто-напросто не верю, что способен справиться с этим в одиночку. Мне нужен кто-то, ради кого можно будет
вставать по утрам.

Граждане, которые время от времени упрекают меня в высокомерии. Ну что тут скажешь, они по-своему правы. У меня есть мерка.
Она от рождения высокая, так получилось. У некоторых вот, например, длинный нос или массивный пенис — и что ж с того?©

Такое уж дело печаль: удовольствия от нее никакого, а времени и сил отнимает так много, что на другие дела почти ничего не остается.

Низвержение в пропасть хоть на каком-то этапе худо-бедно похоже на полет, а вот падение в канаву совершенно безопасно, но дерьма наглотаешься на всю жизнь… и, чего доброго, привыкнешь к его вкусу!

Иногда у меня появляется глупое опасение, что когда я откуда-то ухожу, в этом месте все останавливается. Или еще хуже — гаснет, как экран выключенного телевизора…
— Телевизор — это аппарат, который стоит у тебя на улице Старых Монеток? — уточнил Шурф.
Я кивнул.
— Могу тебя успокоить, Макс: после твоего ухода ничего не останавливается и не гаснет. Я неоднократно проверял это утверждение на собственном опыте.
— Ну, если ты так говоришь, значит, я действительно могу быть спокоен, — улыбнулся я. — Осталось только убедиться, что экран не гаснет после того, как уходишь ты сам…
— Ты подарил мне хорошую тему для размышлений.

Моя внутренняя СВИНЬЯ хочет бездельничать, жрать и наслаждаться, чтобы ничего за это не было.
Моя внутренняя ОБЕЗЬЯНА хочет, чтобы в стае и чтобы как все.
Моя внутренняя КРЫСА хочет всех искусать, обхитрить, преодолеть все лабиринты, зажечь все лампочки, чтобы всем стало ясно, что она — самая живучая и самая крутая.
Мой внутренний ЧЕЛОВЕК по природе своей злодей, каких мало.
Каждый день я отправляю его на охоту. Он режет СВИНЬЮ, стреляет ОБЕЗЬЯНУ и топчет КРЫСУ.

Надоело до такой степени, что впору головой о стенку биться, отгоняя пинками всякого доброго человека, который попробует тебя успокоить.

Мало того, что деньги трачу, еще и выгляжу как идиот; впрочем, я и есть идиот, чего уж там.

…Мы заняты, дорогой реальный мир, завари нам чаю, положи в буфет пирожки, а теперь, пожалуйста, закрой дверь с той стороны, оставь нас в покое.

…как можно хотеть и одновременно не хотеть? И получать это самое, которое хочешь. Вернее, не хочешь, но все равно получаешь, потому что оно тебе нужно…

И тут я вижу, красивая седая пани в красном платье слезает с велосипеда и открывает ключом дверь бара. И заходит. А дверь осталась нараспашку, и я туда сунулся. Спросил: кофе нам сварите, или еще закрыто? А она вздохнула, точно как моя мама, когда я ее прошу пирожки испечь — вроде как лень ей хлопотать и недосуг, а на самом деле довольна, что ребенок пирожков хочет, — и говорит: «Ладно уж, что с вами делать, сварю».

А когда кто-то маленький узнаёт смысл жизни, он становится взрослым — так, между прочим, до сих пор считается. Другое дело, что и тогда, в незапамятные времена, и теперь, в очень даже «запамятные», все то и дело узнают чужой смысл жизни. А свой собственный почти никто не узнаёт — так уж всё смешно, по-дурацки устроено.

…Научил правильно смотреть на вещи; вернее, напомнил, как это делается, когда-то я и сам неплохо справлялся, ты знаешь.

— Может, знаю, а может, нет. Смотря что ты имеешь в виду, — осторожно сказала Рита.

— Ну как — что? Вместо «у меня нет работы» думать: «отлично, завтра я совершенно свободен», вместо «у меня нет денег» — «даже интересно, как мои ангелы-хранители будут выкручиваться на этот раз», вместо «ой, что теперь со мной будет» — «похоже, я обеспечил себе интересную жизнь на ближайшие годы» — и так далее. И, сама понимаешь, как только человеку удается изменить взгляд на обстоятельства, обстоятельства тоже начинают меняться, как бы сами собой …

Мое полупрозрачное отражение сливается с уличным пейзажем. В груди у меня вместо сердца мусорный бак, в горле колом стоит чей-то черный автомобиль, во лбу горит бледно-лиловый фонарь, зато голова проросла древесными стволами.