А я вот что думаю: тот, кто не готов принимать чужую любовь, сам любить не умеет.

Если вы любите кого-нибудь, — не так просто, как обычно, сильно или очень сильно, а как-то кроваво и первобытно, насмерть, — то самое большее, что может сделать для вас этот человек — простить. То есть, если повезёт, и он будет очень умный, добрый и светлый, то, может быть, простит вас и вашу безобразную любовь.
Ничего, скажет, ничего, всё равно ты очень хороший.
И тут уже у вас должно хватить ума, чтобы не требовать сверх того понимания или ещё что.
Простит, дальше позволит жить, как есть: чувствовать столько боли, сколько сможешь вынести, и питаться скверным счастьем пополам с бедой. Поверьте мне, это много, почти как обещает ваш бог.

Секс, как сложный коктейль, может содержать самые неожиданные ингредиенты (боль, страх, стыд — в том числе), но отвращения, как мне кажется, в нем быть не должно. Это как гоголь-моголь с тухлым яйцом — никуда не годится.

Это ужас — когда нет человека, к которому стоит обращаться «душа моя». Перед которым можно красоваться в новых платьях и самых лучших своих словах, выгодно поворачиваться левым профилем и медленно улыбаться, улыбаться, запрокидывая голову, бесстыдно прикрывая глаза и выгибая спину так, чтобы и грудь в красной кофточке, и рука в широком рукаве, и маленькая нога под серым подолом — чтобы все работало, проводить пальцами по шее, и вообще все эти глупости.

Когда самые лучшие слова уже указаны, все возможные трюки проделаны, красивые уходы и повороты головы продемонстрированы, остается только это «люблю».

Я смотрю, а мое сердце, как яблоко, кто-то очищает острым серебряным ножом. Медленно срезает тонкую шкурку, причиняя дикую боль, обнажает мягкое и нежное, иногда слизывает выступивший сок.

Вот говорят, учёные толком не понимают, чем кошки мурлычут, — чтобы это выяснить, надо её вскрыть, а кошка перестаёт мурлыкать, когда её вскрывают. Женщины в отличие от кошек любят всегда, даже в процессе вскрытия. И я всё ищу — чем же, как же? Нужно тихо подкрасться и сесть среди женщин, как среди птиц, дождаться, когда они успокоятся и начнут подходить, слетаться, трогать. Кормить с руки конфетами, петь им песенки, развлекать, баловать, усыплять, ждать, когда полюбят. И тогда уже можно тонким и острым надрезать, смотреть, что там под кожей, чем она мурлычет, поёт, вздрагивает, почему не уходит, когда режешь…

Поражение женщины в вечернем платье гораздо горше, чем той, что в джинсах — по ней слишком видно, как она старалась.

Нет, не то чтобы он слишком молод для меня, духи мои слишком сладкие для него.

Я давно не мечтаю о том, что наступит нечто или некто и жизнь моя изменится, я стану востребованной и денег будет вдоволь. Раньше мне казалось, что свобода- это получать все, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.

Много всякой сопливой дряни должно с тобой произойти, прежде чем ты научишься обходиться не только без таблеток, но и без иллюзий. А только ты и любовь…

Потому что стоит только женщине удачно влюбиться, как все, считай, полчеловека осталось — мозг отсох, глазки пьяные и токует только о том, как ее прекрасно полюбили вчера и как, если все будет хорошо, прекрасно полюбят завтра.

… люби меня — потому что я тебя люблю; не спи с другими — потому что я тебя люблю; работай для меня — потому что я тебя люблю. Не смей быть счастливым без меня — потому что я тебя люблю.

Люди должны иметь огромное мужество, чтобы, помня, какие мы короткоживущие, просто ежедневно уходить из дома — отпускать руки тех, кого любят, и уходить на работу. Если каждая минута взвешена и оценена, как они могут, например, спать с кем-то другим, просто для развлечения, при этом прекрасно зная, что быть с любимыми осталось всего ничего?

Страсти — это для подростков, а нам бы комфорта и удовольствий…

Как-то раз в несусветную рань мне позвонили с какого-то радио и спросили, как правильно расставаться. И в пустой утренней голове неожиданно нашлась довольно рабочая мысль:

— Честный человек должен чётко сформулировать партнёру понятную причину своего ухода. Желательно такую, чтобы он мог сказать «вот зараза!» и забыть. Это элементарная вежливость, несложная в исполнении, — ведь «понятная» не значит «правдивая».

Это общий случай, а некоторых людей, чьё самолюбие воспалено, надо бросать так, чтобы они не сомневались, что ушли сами. Это тоже вежливо.

Допускайте «инаковость» — люди имеют право быть очень разными…

Но самое главное, позвольте это себе.

Только позволив себе некрасивость, ошибки, несовершенства, можно стать по‑настоящему сильной, красивой и уверенной.

Расслабьтесь… это не страшно.

Романы развивались по простому сценарию: встреча, мгновенная влюблённость и длительное разочарование.

Стоит ли горевать о городах и людях, которых покидаешь, они же не старая мебель, обязательно пригодятся кому-то для счастья.

Погибающие Тридцатилетние Мальчики

Есть такая порода — вечно Погибающие Тридцатилетние Мальчики, которым уже сколько-то лет отдаю я своё сердце. Это такие прекрасные, ничего не делающие существа, баснословно талантливые, умные, слегка на чём-нибудь торчащие и восхитительно ебливые — просто в руки взять нельзя, тут же кончают начинают … Именно в 30 достигают они своего расцвета, потому что проделывать всё это в 25 — естественно, а вот позже появляется благородный привкус пепла и печали. (А ещё п…
… показать весь текст …