На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.

… Я чертей из тихого омута
Знаю лично — страшны их лица,
В самой светлой Душе есть комната,
Где кромешная тьма клубится…

Время всё стирает начисто,
оставляя на листе
только личное чудачество
в ноте, слове и холсте…

***
Время остужает плоть и пыл
И скрипит в суставах воровато;
Я уже о бабах позабыл
Больше, чем я знал о них когда-то.

***
Нас маразм не превращает в идиотов,
А в склерозе много радости для духа:
Каждый вечер — куча новых анекдотов,
Каждой ночью — незнакомая старуха.

***
К очкам привыкла переносица,
… показать весь текст …

Решив служить, дверьми не хлопай
Бранишь запой, тони в трудах.
Нельзя одной и той же жопой,
Сидеть на встречных поездах

Все дороги России — беспутные,
все команды в России — пожарные,
все эпохи российские — смутные,
все надежды ее — лучезарные.

Ушиб растает. Кровь подсохнет.
Остудит рану жгучий йод.
Обида схлынет. Боль заглохнет.
А там, глядишь, и жизнь пройдет.

Поскольку мир — сплошной бардак,
В нем бабы ценятся везде,
Искусство бабы — это как,
А ум — когда, кому и где.

В прошлом были те же соль и мыло,
хлеб, вино и запах тополей;
в прошлом только будущее было
радужней, надежней и светлей

Какого и когда бы ни спросили
оракула о будущем России,
то самый выдающийся оракул
невнятно бормотал и тихо плакал.

С возрастом яснеет божий мир,
делается больно и обидно,
ибо жизнь изношена до дыр
и сквозь них былое наше видно.

Однажды был в гостях у коллекционера камней. Я равнодушно смотрел на его собрание минералов, пока он не сунул мне в руку черный кристалл размером с куриное яйцо: «Вам это будет интересно, это осколок накипи внутри печной трубы. Мне его привезли из Освенцима». Я долго не мог выпустить из рук этот кошмарный сгусток.

Ждала спасителя Россия,
жила, тасуя фотографии,
и, наконец, пришел Мессия,
и не один, а в виде мафии.

***

Пахан был дух и голос множества,
в нем воплотилось большинство;
он был великое ничтожество,
за что и вышел в божество.

Бряцают налитые стаканы,
Я к себе за стол зову не всякого.
Я зову лишь тех, чьи тараканы
Бегают с моими одинаково.

Хватает на бутыль и на еду,
но нету на оплату нежных дам,
и если я какую в долг найду,
то честно с первой пенсии отдам.

Туманны наши мысли, и напрасно
старание постичь их суть и связь,
а те, кто мог бы выразить их ясно, —
безмолвствуют, народом притворясь.

Язык вранья упруг и гибок
и в мыслях строго безупречен,
а в речи правды — тьма ошибок
и слог нестройностью увечен.

И жизнь летит, и жить охота,
И слепо мечутся сердца,
Меж оптимизмом идиота
И пессимизмом мудреца.

Стало сердце покалывать скверно,
стал ходить, будто ноги по пуду:
больше пить я не буду, наверное,
хоть и меньше, конечно, не буду.

Привыкши к рабскому покорству,
давно утратив счет потерям,
теперь мы учимся притворству,
что мы опять во что-то верим.