Удивительно: нигде не бывает так спокойно, как в осажденных городах накануне решающего момента. Потом или осажденные сдают город, или выводят войска на последнюю схватку, или в городе начинается бунт, или неприятель идет на решающий приступ, взбираясь на стены, или он же уводит войска от греха подальше, узнав о подходе подкрепления, да что угодно может быть потом, но перед самым этим «что угодно» в городе всегда очень тихо.

Есть идея, что создание мира произошло не в прошлом, а в будущем. Представляете? Бог создал мир, а потом создал этому миру прошлое. Или так: на Земле поселилась некая могущественная цивилизация, называемая человечеством, которая принялась создавать себе прошлое. Чтобы, так сказать, обосновать свое появление. Или опять-таки могущественный Создатель основал цивилизацию, а потом… Вариантов тьма. Идея в том, что прошлое создается из будущего и для будущего.

Жалость исключает уважение. Пассивное сострадание чем-то напоминает жалость. Активное сострадание без уважения невозможно.

Как все зыбко, как все относительно, неопределенно в этом мире. Люди смотрят на одни и те же предметы, а видят в них каждый что-то свое, каждый чувствует по-своему. Нет одной и той же любви, одной и той же жалости, одной и той же грусти. Одной и той же ненависти. Иногда бывает так неуютно в этом царстве неопределенности и так хочется зажмурить глаза. Жесткие, общепринятые нормы сковывают, давят, но не обременяют этой ужасающей свободой выбора. Обязательное, одно на всех мировоззрение оскорбляет мозг, но освобождает от тяжелейшей работы создания собственной, ни на что не похожей системы взглядов, собственной философии.

Страх велик. Именно он двигает людьми и одновременно сковывает их. Все неприятности, вся злоба, все преступления движимы страхом. Человек боится — и убивает. Боится остаться голым и голодным — и грабит. Боится погибнуть — и губит других. Только потому что боится.