Зима окунула кисти в белила — и засверкали снежинки во тьме. Белым все стало, к чему она прикоснулась. Под белой пушистой шапкой деревья кажутся еще величественней, чем летом.
Баловница-метель кружила, свистела, играла, танцевала, веселилась от души.
Снег около фонарей будто бы не падает, а кружится в ореоле света. Вековые липы, словно темные старинные канделябры с оплавившимся воском застывшего на ветвях снега, замерли вдоль улицы.

Идет снег. Тихий такой, робкий. Побелели крыши домов и тротуар. Стала явственнее видна причудливая графика черных ветвей, мощный торс старого дуба, еще жарче разгорелась калина.
Снег все идет и идет. А я все стою у окна и смотрю на улицу через нежную изморозь на стекле…
Гаснет оранжевый закат. На улице — ни души. Но вдруг от ворот дома важно появился кот. По припорошенной снегом тропе вышел на дорогу, постоял с минуту, словно обдумывая нечто важное, и зашагал дальше, продолжая свой вечерний обход. Протопал до конца палисадника, тем же путем двинулся назад, протиснулся под воротами — и был таков.