* * *

О Человеке, образе Его,
И о Лице, средь этих лиц печальных,
Так страшно думать. В сердце — никого
И нет сегодня близких мне и дальних.

Качнулась ось земли. Земля в огне,
Стихия ворвалась для зла и мщенья
И все-таки — на каждом и на мне
Тень от креста и свет его крещенья.

Друг, мне грустно оттого же,
Отчего и ты грустишь.
День, на прошлый день похожий,
Серый будничный Париж.

На дворе темно и сыро.
Осень. Лужи у крыльца —
Скука от начала мира
И до самого конца.

Заката осеннего свежесть,
Высокие облака.
На камне оставила нежность
Твоя дорогая рука.

И, кажется, все просветлело
От счастья и теплоты,
Пока, улыбаясь, смотрела
На небо вечернее ты.

Чуть пожелтевших листьев дружный хор
И хризантемы отцветают ярко.
В шестьдесят-третьем все наперекор —
Был летом холод, а сейчас так жарко.

Готовят космонавты свой полет
К Луне и к Марсу, ставя жизнь на карту.
И час настал. Их век уже пришел,
Их корабли всегда готовы к старту.

А я на небо звездное смотрю:
Какой простор бесчисленных мерцаний!
И в каждом мире новую зарю
Приветствуют сердца иных созданий.

Сияющий огнями над Невой
Смятенный город — ропот, плач, волненье.
Двух черных троек топот роковой —
О, эти дни, которым нет забвенья!

Фельдъегерь бешено кричит во тьму
Ругательства — усталость, холод, злоба,
А он в гробу колотится: ему
По росту не успели сделать гроба..

И этот стук, России смертный грех,
На нас — на «будущих и бывших» — всех

Утром, в ослепительном сиянье,
Ночью, при мерцающей луне
Дальний отблеск, смутное сознанье
Вдруг становится доступным мне.

«Господи, — твержу я, — как случайны
Те слова, в которых благодать,
Господи, прошу, нездешней тайны
Никогда не дай мне разгадать.

Не хочу последнего ответа,
Страшно мне принять твои лучи,
Бабочка, ослепшая от света,
Погибает в пламени свечи».